- Вы воры! - едва сдерживая себя, выкрикнул стяжатель.
- От вора слышу. Если это все претензии, то я, пожалуй, пойду. Мы не хотим видеть вашего стяжателя в Юкове. Никогда!
Я уже развернулась, уже пошла, когда вопрос, заданный в спину, спокойным тоном, так не вязавшимся с едва сдерживаемой и колючей яростью Картэна, заставил меня остановиться.
- Ты не любишь свою дочь.
- Что? - я развернулась, к стяжателю.
Мужчина пожал плечами и скрестил руки на груди, нагота его совершенно не смущала. Мало того, она не смущала никого, включая Алису.
Я поймала взгляд Алисы и поняла. в единый миг, глядя в серые бесцветные глаза, точно такие же как у ее отца, поняла, чего она ждала от меня все это время.
В два шага я оказалась рядом с дочерью, и не дав ей отстранится, схватила за плечи и притянула к себе.
- Не смей верить в это!
- Не любишь, иначе никогда бы не притащила негасимое пламя туда, где она, - добавила Мила.
- Низшие, да если вспыхнет, запечатайте пещеру. Пусть ящер там со своими книжками коптится. Ради Великих, это же камень, он не горит!
- Я не могу позволить детям зайти туда, не могу допустить даже потенциальную опасность...
- Да мне плевать, организуете вы чтение на свежем воздухе и закупите все книги по новой. Плевать! - я почти кричала, прижимая к себе дочь, - Алиса, ты слышишь?
Она уперлась руками мне в грудь и отстранилась. Святые, ее глаза прямо напротив моих, как же быстро летит время, не в мире людей. Здесь!
- Раньше, - тихо проговорила она, - От тебя шло тепло. Оно было такое... - дочь зажмурилась, и меня окутало облако ее воспоминаний и ассоциаций. Стук сердца, тепло, безопасность, чуть горьковатый запах родной крови, покой. - А сейчас, - в голос вернулась горечь, - Ничего, лишь холод севера. Знакомый, но... совсем другой. - Она снова зажмурилась как в детстве.
- Алиса, посмотри на меня, - попросила я, - Я все исправлю. Обещаю.
Не открывая глаз, она замотала головой.
- Не получится, отец...
- Стоп. Сейчас с тобой говорю я. И я даю тебе слово, что все исправлю! Поняла? Только дай мне время.
Она открыла глаза.
- А если не получиться? Если тепло не вернется?
- Мы говорили с тобой об этом, говорили о том, кто из нас готов отказаться от другого, только потому, что что-то изменилось, помнишь? - Алиса кивнула, - Подумай об этом.
- Хорошо, - серьезно кивнула она.
Я подняла взгляд на стоящую поодаль Милу.
- Я не забуду этого.
- Ольга, ты не понимаешь...
- Это ты не понимаешь. Но поймешь. Не сейчас, и не тогда, когда твой сын вырастет и покинет filii de terra. Ты поймешь, когда пройдут годы, и он умрет, как умирают все. А ты даже не будешь знать этого, не будешь знать, как это случилось где, не будешь знать, могла ли что-либо изменить или нет.
Я видела, как она побледнела, как аккуратное личико под шапкой темных волос сравнялось цветом со снегом, которого здесь не бывает.
- И чтобы изменить это, ты принесешь в жертву всех драконов своего острова, но это не поможешь. Ты прикована навсегда.
Она просто растаяла в воздухе, не дав мне посмаковать запах ее боли.
- Я не сдамся, - пообещал ворий, исчезая за дверью со сломанным замком.
- Не ты один, - ответила я чистую правду.
А по дороге домой, на стежке, когда нервов касалось непрошенное веселье, от которого хотелось плакать, пришли воспоминания, далекие, страшные непрошенные...
...- Они не умеют любить, - сказала Тамария, - Но это даже не самой страшное. Самое страшное то, что, - Прекрасная опустила руку, браслет, состоявший из моих колечек, тихо звякнул. Она склонилась и прошептала несколько слов. - Самое страшное то, что твоя дочь тоже демон...
Алиса ведь никогда не говорила, что любит меня. Мне не нужны были ее слова. Я никогда не хотела быть матерью что-то просящей взамен. Не просила, но чувствовала? Или раньше моей любви хватало на двоих? Это было похоже на... тепло?
Может быть, но проблема была в том, что от моей дочери тепла тоже не шло. Демоны не умеют любить, такими их создали.
Все справедливо, только вот от этой справедливости хотелось завыть.
Вы играли когда-нибудь по-крупному? Ставили на кон все? Все, что было и все чего не было? Нет? Тогда вы не поймете меня, не поймете ту, что пошла ва-банк и проиграла.
Когда-то я оставила мир, уйдя вслед за дочерью. За своей любовью к ней и к нему... Любовью, от которой остались лишь воспоминания.
И самое противное, что сердце билось ровно, не разу не дав сбоя.
6. Обман
Что такое сны? Наша память? Совесть? Подсознание? Часть души? Все вместе? Кто из философов и ученых не пытался найти ответ...
Я не пыталась. Я знала.
Она пришла ко мне во сне. Пришла словно незваная гостья, скромная молчаливая и красивая. Киу смотрела на меня печальными темными глазами и ничего не говорила. Даже в моем сне она не знала языка, хотя во снах можно все. Но ей и не надо было. Все было в глубине темных глаз. Обещание и боль.
Мне это даже нравилось. То, что не одной мне больно. Ночью я смотрела в ее раскосые глаза, а днем... Днем мне не было спасения. Я искала его в мыслях и в воспоминаниях, даже в картинках на стене. Наверное поэтому я встала и сорвала все плакаты один за другим.
Неужели это были мои мечты? Это же так просто встать, выйти из дома, сесть на поезд, самолет, автомобиль и поехать. Мечтать надо о том, чего не можешь добиться сама. О полете к Марсу или еще о какой глупости вроде любви.
Сорвала, скомкала и легла обратно на кровать. Смотреть на обои оказалось ничуть ни интереснее, чем на картинки.
- Собираешься вставать? - спросил вошедший Семеныч.
- Нет.
- Ты была странным человеком и стала странной Великой. Когда что-то происходит многие бегают кругами, а тебя каждый раз прибивает к кровати.
- Я тоже бегаю, когда есть надежда, а когда ее нет, какой смысл. Если вы пришли выяснить только это...
- Ты не отвечаешь на звонки, - он покосился на экран валявшегося на полу сотового. Новый телефон принес Мартын, стоял на том же месте, что сейчас старик и минут пять сетовал на то, что я не подхожу к стационарному. Трубку того брала бабка, а поболтать она любит, не важно с кем и о чем. Итог, у меня снова был сотовый, и он валялся на полу, время от времени весело моргая экраном, так как звук я отключила сразу.
- Не отвечаю, - не стала отрицать я.
- Выбираешь куда вбить крюк для петли? - он проследил за моим взглядом и не нашел на потолке ничего примечательного, - Сходи к Константину, он подберет не вызывающий аллергии яд без побочных эффектов.
- Обязательно, попрошу со вкусом апельсина, - я не повернула головы.
- Есть дело, - староста поднял телефон и бросил на подушку.
- У кого? - я положила руку под голову.
- У нас. Я хочу узнать, что случилось с Ефимом, - он вздохнул, - Хранители исчезают не в первый раз. Охраняющий Поберково тоже исчез, когда стежка перешла от севера под сень запада. Просто взял и испарился. Ты слушаешь?
- Нет.
- Отлично. Вспомни, что у нас рядом с Поберково? Чистые источники.
- Вы хотите поговорить с Максудом хранителем Кощухино, вдруг он что-то знает о ближайшем соседе, - поняла я. - Зря. Хранитель стежки исчез, потому что западники вырезали все население.
- Нет. Есть данные, что хранитель исчез раньше, опоры пытались его призвать во время схватки...
- Ясно, - прервала я.
- Собирайся, - неверно истолковал мои реплики Семеныч, - Хватит, ты вгоняешь в тоску пол стежки, они скоро, проходя мимо твоего дома, подвывать начнут.
- У вас есть дети? - спросила я.
- Нет.
Я повернула голову и посмотрела на старика, впервые он сказал что-то интересное.
- Вы соврали.
Ложь всегда отличается от правды. Она слышится в более высокой частоте звуков, почти не заметной человеческому уху, в крошечной паузе, которую берет тот, кто собирается соврать между вдохом и первым слово лжи.
- Соврал, - не стал отнекиваться староста, - Но дети не самая безопасная тема, скорее слабость. Надеюсь, ты понимаешь, почему я не хочу распространяться.