Вслед за синдуром на грудь покойного положили разломанный чура — неснимаемый любимый браслет жены, и потэ — бусы с золотым брелком — украшение замужней женщины, которое дарит ей муж. Кстати, сейчас эти бусы из-за боязни нападения разбойников носят только во время непальского женского праздника, называемого тиз (тидж). Все эти вещи были положены на грудь умершего мужской рукой, так как женщина, будь это даже жена или мать, не имеет права присутствовать при похоронах.
Но я отвлекся. Вернемся опять к храму Пашупатинатх и к юноше, у которого умер отец.
Наступил заключительный момент похорон. Носилки с трупом подняли, обнесли пять раз вокруг большого штабеля сухих дров и положили на них. Сын поднялся, все еще дрожа от холода, зачерпнул в пригоршню речной воды и вылил ее в рот покойного. Затем вложил туда же кусок чего-то съестного вместе с горящим угольком и обвернул лоб покойника каким-то манускриптом. В это время босоногие мальчишки принесли солому и сухие, аккуратно наструганные палочки, разожгли их и стали передавать сидевшим около покойника людям. Те брали лучины в руки и закладывали их под штабель дров. Сухие дрова разгорелись дружно, и яркие языки пламени скрыли белый саван покойника. В наступившей тишине было слышно только потрескивание горящих дров. И вдруг тишину разорвал вопль. Осиротевший сын, закрыв лицо руками, громко плакал у страшного костра. Его хрупкое тело, посиневшее от холода, содрогалось от рыданий. Чтобы как-то успокоить и согреть юношу, люди разожгли рядом небольшой костер и усадили его поближе к огню. Затем все закурили. Мы сочли это время самым удобным для ухода, сошли с моста и направились к своим машинам.
Наше тяжелое настроение несколько рассеялось, когда мы неожиданно остановились около буддийского храма Бодханатх, примерно в шести километрах на восток от Катманду. Этот храм не менее знаменит, чем храм Сваямбхунатх. Главными почитателями храма являются северные буддисты, то есть тибетские ламаисты. Они толпами, не зная усталости, ходили вокруг храма, вращая рукой священные барабаны с надписью «О мани падме хум».
Храм Бодханатх уже своим названием говорит о том, что он построен в честь Будды и очень напоминает Сваямбхунатх. Он представляет собой огромную полусферу. Создатели его придали куполу храма тоже подобие человеческого лица с двумя «всевидящими» глазами и знаком вопроса вместо носа. Согласно легенде, храм был построен знаменитым индийским императором Ашокой еще за триста лет до нашей эры. Храм Бодханатх включает двухэтажное здание, бывшее когда-то буддийским университетом, так называемым вихара. Рядом с ним были дома мирян, где жили мастеровые, изготовлявшие замечательные изделия из серебра. Сейчас в помещении вихары нечто вроде постоялого двора для паломников-буддистов, посещающих храм, и небольшая школа. Нам удалось поговорить с настоятелем этой школы, пожилым сухощавым человеком с доброжелательной улыбкой. У нас с ним сразу завязалась непринужденная беседа. Настоятель сообщил, что храм, как и школа, содержится на приношения прихожан. Однако этих средств не хватает, так как паломники приходят издалека и по дороге успевают растратить основную часть своих сбережений. Поэтому храм находится в таком жалком состоянии, заключил настоятель.
Мы раскланялись с ним и подошли к группе мальчишек, которые уже успели привыкнуть к европейским туристам и с жаром предлагали нам так называемые тибетские монеты, до которых очень жадны посетители запада. Мальчишки не знали, что в Тибете никогда не было своих монет и что до XVIII века там ходила непальская монета неварских королей династии Малла, а после XVIII века — китайская валюта, специально отчеканенная для Тибета.
ГЛАВА ВТОРАЯ
НА ПОДСТУПАХ К ДЖУНГЛЯМ
Начало темнеть, и мы отправились в обратный путь, домой, в Катманду. На следующий день нам предстояло вылететь в Биратнагар. Рано утром мы уже были на аэродроме Гаучар, где стоял в ожидании нас небольшой двухмоторный самолет «Дакота». Снами летели несколько жителей столицы: монах, солдат гуркх, отбывший свой отпуск и теперь направлявшийся в Индию, и маленькая неварская девочка лет десяти, опеку над которой еще до взлета самолета взяла на себя миловидная стюардесса. Пока мы наслаждались прохладой, спустившейся с гор, и слушали последние напутствия наших товарищей, в самолет загружался багаж. Он оказался несколько странным: небольшие бамбуковые корзины, из которых гордо выглядывали длинные шеи гусей, куры, утки, а также связки бананов, мандарины, зеленый лук, зонтики, термосы и масса свернутых постелей. Мы недоумевали, зачем везти на самолете то, что можно купить на месте, а главное — к чему нужны постели. Как выяснилось после, удивлялись мы зря. Не захватив с собой постельные принадлежности, путнику в Непале придется ночевать на голом полу. Даже в богатых домах не всегда есть лишний матрац.
Самолет «Дакота», на котором мы летели, чем-то напоминал знаменитую «Антилопу гну» Остапа Бендера. Я даже видел дверцы, прикрученные проволокой. Все остальное, как и в других самолетах этого типа. Маленькие жесткие кресла, в два ряда с каждой стороны, в ногах гуляет ветер. Стюардесса в аквамариновом сари с тикой на лбу сидела на ящике в хвосте самолета. Мне досталось последнее кресло рядом со стюардессой, и мы разговорились. Эта милая девушка окончила в Индии пансион для детей, отцы которых были англичанами, а матери индианками. Девушка свободно говорила на английском, французском, хинди, пенджаби, урду, непальском и других языках. Замужество стюардессы ведет к автоматическому увольнению ее с работы. Поэтому девушки-стюардессы, работая в авиакомпании, копят деньги для приданого и по завершении срока договора обычно выходят замуж.
Девушка охотно рассказывала о себе и даже показала мне фотографии своих подружек стюардесс.
— Они красивее, чем я, — простодушно признала она, — если хотите, я могу вас с ними познакомить.
Глаза ее смотрели искренне и немного грустно. Наверно, кто-то из ее подруг стюардесс также показывает ее фотографию пассажирам — потенциальным женихам, где-то в воздушных просторах Индии или Непала.
Не прошло и часа после отправления самолета из Катманду, как мы уже подлетали к городу Бират-нагару.
Мягкий толчок колес о землю, и мы у аэровокзала. Открываем дверцу, и сразу в глаза ударяет яркий свет солнца.
Нашу группу встречал чиновник непальского правительства господин Шрештха, среднего роста неварец, с необыкновенно красивым лицом, полностью соответствовавшим его имени. Шрештха означает лучший. Забрав багаж и уложив его в джип, мы двинулись в путь. Проехав по ровному, без покрытия, полю аэродрома, свернули налево и помчались с огромной скоростью по ухабам проселочной дороги, оставляя за собой пылевую завесу. Шофер объяснил нам, что такая скорость на проселочной дороге необходима для того, чтобы убежать от пыли. Шоферу и господину Шрештха это удалось. Они вышли чистыми и опрятными, так как они сидели на переднем сиденье. Мы же, выйдя из машины, с трудом узнали друг друга. Все было настолько серым, что казалось, нас пропустили через трубу, заполненную сухим цементом. Пыль была везде, даже в сомкнутых листах блокнота, находившегося в кармане. Шрештха игриво улыбался и даже отпустил очередную шутку, сказав, что мы похожи на мышей, которых полно в доме для приезжих. Здесь он был несколько неточен, так как такого дома в Биратнагаре вообще не существует. Для нас арендовали двухэтажное здание водного департамента, из которого временно выселили служащих.
Когда мы поднялись в верхние комнаты водного департамента, то увидели только пустые кровати и ничего более. Пока многочисленная прислуга бегала с ведрами в поисках воды для мытья полов, мы расположились в креслах гостиной и слушали рассказы Шрештхи о непальских джунглях. В комнате было прохладно, хотя на улице ярко светило солнце и стояла сильная жара. Шрештха говорил, что в Биратнагаре в это время еще не жарко.