Из Дхаран-Базара мы взяли путь на Чатру, небольшое местечко на реке Коси, расположенное в десяти километрах на восток от Дхаран-Базара. Мы проехали мимо небольшого здания с огромным бамбуковым шестом, на конце которого развевался красный флаг. Это был штаб коммунистов, победивших на выборах в муниципалитет. Из девяти мест в муниципалитете Дхаран-Базара шесть заняли коммунисты, два — независимые и одно место досталось правящей в то время партии «непальский конгресс». Право голоса имели все мужчины и женщины, достигшие двадцати двух лет, независимо от вероисповедания, касты и имущественного положения.
На многих деревьях были приклеены отпечатанные, а кое-где от руки нарисованные плакаты с эмблемами партии: серп и три початка кукурузы — эмблема коммунистов, развесистое дерево — партия «непальский конгресс», слон — независимые.
— Этот вроде меня, — указал на слона беспартийный роялист господин Барма, — хоть Независим и одинок, но зато силен.
Наша машина обгоняла местных жителей, направлявшихся в Чатру на праздник полной луны. Среди них было много женщин с детьми. Встречались йоги. Они шли совершенно налегке. Их одежда представляла собой набедренную повязку, состоявшую из кусочка простой веревки, перевязанной вокруг талии, а на ней был намотан кусок тряпки, которая проходила между ног и тонкой тесемкой привязывалась сзади к этой же веревке. В руке йог держал медный кувшин или кувшин из высушенной тыквы и иногда маленький колокольчик. Все тело йога было усыпано пеплом, а волосы, кроме того, еще смазаны каким-то жиром и представляли собой комок шерсти, как на грязном черном пуделе. У некоторых в руке была длинная палка. Палку все непальцы держат странным образом, как-то прижав к груди, так что конец ее торчит в воздухе, постоянно задевая деревья.
Женщины шли группами по десять-двенадцать человек. Они были одеты в сари из хлопчатобумажной ткани. У многих на руках сидели дети, а за спиной висела различная утварь. Детей они иногда перебрасывали из стороны в сторону, сажая их то на одно плечо, то на другое лицом к голове. И так женщины шли до самой Чатры почти без отдыха. Один из йогов, серый от пепла с надписью на лбу «Рам», поднял руку. Мы затормозили. Дрожа от холода, он подошел к нашей машине и попросил подвезти его до конца леса. Но так, добавил он, чтобы люди не видели.
Вскоре мы подъехали к Чатре, маленькому населенному пункту в горах на берегу реки Коси. Чатра знаменита индуистским храмом, находящимся от нее в пяти километрах в горах, куда стекаются исповедующие индуизм жители не только Непала, но и Индии. Я видел одного йога, который пришел в храм даже из индийского города Мадраса.
Наш джип, перевалив через холм, выехал в ложбину и остановился. Дальше не было пути. Мы вышли из машины, поднялись на холм, и перед нами открылась величественная панорама реки Коси.
Насколько хватал взгляд, расстилалась бурная река, в отдельных местах в нее вклинивались песчаные косы. На противоположной стороне поднимались горы, сплошь покрытые густым лесом. Кое-где быстрое течение несло какие-то серые кружочки, временами уходящие в воду и вновь появляющиеся на поверхности. Этими кружочками оказались черепахи. Водятся здесь и крокодилы.
Река Коси знаменита и тем, что в ней живут дельфины, самые настоящие пресноводные дельфины с длинной мордой и, как утверждают знатоки, слепые. Причем каким-то чудом они уживаются с крокодилами. Река Коси почти ежегодно меняет свое русло и постепенно двигается на запад. Строителям дамбы на Коси, которая воздвигается с помощью Индии недалеко от индо-непальской границы, эта река задает массу трудных проблем. А если прибавить к этому ее летние разливы после муссонных дождей, затопляющие многие километры крестьянских полей, ее зыбучие пески, а также плавающие острова, то нетрудно себе представить, сколько трудностей доставляет река гидростроителям.
Мимо двигалась процессия людей, которая изредка останавливалась для того, чтобы осмотреть нас — странных людей, одетых в необычную черную форму. Многие из них, указывая на нас пальцами, говорили: «Хинду?» — что означало: «Разве эти люди индуисты?» — и сами отвечали, что конечно нет.
Мы подошли к берегу реки, на котором сидело несколько человек в ожидании лодки. Я спросил их, есть ли здесь крокодилы.
— Сколько угодно, — ответили мне, — они даже нападают на плавающих в воде людей, особенно если перевернется лодка где-нибудь у середины реки.
Начало вечереть, мы спустились с горы и направились по узкой тропинке к своим машинам. Около огромного дерева мое внимание привлекла лохматая голова человека, обмазанного пеплом. Я подошел поближе и увидел сидевшего на корточках в яме голого йога, копавшего ногтями рук каменистую породу. Йог горстями вынимал землю, складывал ее около себя и вновь начинал скрести землю ногтями.
Так мы стояли минут пять и смотрели на этого странного человека. Зачем он роет яму, в которой сидит? Неужели готовит себе ночлег в лесу, когда все здравомыслящие люди уже расположились около домов жителей Чатры, разводят костры и в лес ходят только для того, чтобы набрать хворосту.
Но вот йог закончил свою работу и медленно встал, потряс правой ногой и, улыбнувшись нам, на ломаном английском языке сказал:
— Приходите ко мне завтра. Сегодня я не мог сделать то, что намечал. Уж очень твердая порода. Чуть даже не поломал ногти. Обычно я вырываю яму себе до шеи, но сейчас вырыл только до пояса! Завтра, завтра!
— А зачем вы ее роете? — не утерпел я и спросил йога.
— О, это очень важно. Я выполняю ежедневное упражнение по укреплению ногтей, — с достоинством ответил йог и показал мне свои руки.
Руки йога были в струпьях, все поры забиты грязью и даже не было видно ногтей, настолько они слились воедино по цвету с пальцами. Смеяться такому методу маникюра было в присутствии йога просто неудобно, но и стоять с удивленной физиономией и глазеть на его черные руки было также стыдно. Стыдно за йога, за его бесполезный труд, за темноту подобных ему людей. Единственный выход из нашего положения — скорей идти к своим машинам и ехать домой, в Биратнагар.
Обратная дорога заняла меньше времени. Мы быстро мчались по асфальту, изредка переезжая переползавших шоссе змей. Вдруг перед нами возникла толпа. Люди размахивали руками и что-то говорили полицейскому, стоявшему около темного предмета.
К нашему удивлению, мы узнали, что толпа собралась для того, чтобы помочь полицейскому вершить правосудие. На шоссе лежал труп теленка, обложенного рисовой соломой. Теленка сбила какая-то машина.
За убийство коровы виновные подвергаются очень жестоким наказаниям, которые граничат по своей строгости с карой за убийство человека.
Впоследствии я узнал, что корову сбила машина, уехавшая на территорию Индии. Эту машину искали три дня. Труп начал разлагаться, и, несмотря на это, около него было назначено круглосуточное дежурство полицейских, которые отгоняли шакалов и грифов, зарившихся на падаль.
В Джогбани мы приехали уже, когда спустились сумерки, и из леса возвращались в городские сады огромные стаи летучих мышей.
Я знал о существовании в Непале летучих лис. Это самый вредный вид летучих мышей. Прилетая осенью с юга, из Индии, они не только поедают созревшие фрукты и бананы в садах, но и таскают цыплят, кур, индеек. Бывают случаи, когда они нападают даже на молодняк скота.
Размах крыльев этих животных достигает метра. Они летят зловеще тихо, кажется, что над головой появилась стая мифических гарпий, от которых нет спасения.
Самка летучей лисы родит одного слепого детеныша, который присасывается к соску своей матери и в таком виде сидит у нее на брюхе в течение пяти-шести недель. Детеныш часто при сильном вздохе отрывается от соска и падает на землю. Его мать, стремглав, бросается к нему, подставляет сосок, и они опять вместе поднимаются в воздух. Однако такая забота матери о своем детеныше продолжается недолго. Детеныш подрастает, и мать уже не может легко таскать его на себе или укрыть крыльями, когда они повисают вниз головой где-либо на дереве во время дневной спячки.