Непринужденная беседа и интересный концерт так увлекли нас, что мы не заметили, как стрелки часов перевалили за полночь. Настало время расставаться.
Наши гости вышли на лужайку и начали разъезжаться по домам.
— Сэнкю! Дханябад! — доносилось из каждой машины, которые вскоре скрылись во тьме ласковой непальской ночи.
Мы же, взволнованные, вернулись в свой дом.
А в это время на Красной площади в Москве начинался парад советских войск. Праздник Октября мысленно мы встречали вместе со всем советским народом, хотя и находились за несколько тысяч километров от родины.
Наступило утро. И вот мы опять в машинах мчимся по знакомым улицам Биратнагара навстречу джунглям.
Нашей экспедиции предстоит пройти четыреста с лишним километров по тераям и горам Южного Непала, чтобы выяснить возможность строительства дороги между западными и восточными районами страны.
Экспедиция разбита на четыре партии. Перед одной из этих партий, куда вхожу я, поставлена задача обследовать самый юго-восточный участок протяженностью в сто с лишним километров, сплошь покрытый джунглями и болотами. Партию возглавлял Николай Иванович Спиридонов, опытный инженер-дорожник. Кроме начальника в партии пять инженеров и я — переводчик. Среди инженеров — три дорожника: Зинаида Леонидовна Кузнецова — супруга Николая Ивановича Спиридонова, Володя Мигаль, Борис Перевозников и два геолога — Петр Козлов и Иван Горошилов.
Итак, мы в последний раз миновали торговые ряды и выскочили на шоссе. Машина устремилась вперед, и вдруг мы заметили, что все встречавшиеся пешеходы почему-то показывают на нас пальцами. Мы остановились, вышли из машины и осмотрели ее. И тут оказалось, что правое переднее колесо едва держалось. Каким чудом нам удалось избежать катастрофы, когда мы мчались по шоссе со скоростью семьдесят километров в час, — непонятно. Видимо, мы родились под счастливой звездой. До Итари оставалось меньше полукилометра, и мы пошли пешком.
Центр Итари — базар. Основным товаром здесь почему-то были не фрукты и овощи, а домашние утки. Создавалось впечатление, что тут разводят одних уток.
Большинство продавцов составляли мужчины. Они сидели в тени, скрестив ноги, и меланхолично поглядывали на покупателей, которые в основном состояли из женщин, одетых в выцветшие сари. Очень многие из них были татуированы. Я остановился около женщины с ребенком на руках и успел разглядеть татуировку на ее теле: руки, плечи, часть груди — все было в серо-синих мелких полосах. Барма, стоявший рядом со мной, объяснил, что в тераях татуируются почти все женщины, так как здесь считается, что татуированное тело не подвержено оспе, которая, по поверью, в основном поражает женщин.
С базара мы направились к небольшой бамбуковой рощице, находившейся в метрах трехстах от Итари. Здесь к берегу реки за нами должны были прийти слоны. Но слонов не было.
Я вошел в рощу, где на лужайке расположилось семейство обезьян. Они отбежали метров на сто и, держась лапами за стволы бамбука, следили за моими действиями. Когда я подошел к ним поближе, обезьяны стремительно взобрались вверх по бамбуку на самые верхушки и, перепрыгивая с одного ствола на другой, рассеялись по всей роще.
Я вернулся опять на берег, сел на поваленное дерево и стал смотреть на черных буйволов, лежавших в реке. Около них, на противоположном берегу реки, сидели мальчишки и играли в камешки. Затем к реке подошел мужчина. Перед тем как вступить в воду, он сложил руки на уровне груди и, слегка, то поднимая, то опуская их, что-то прошептал про себя и уж потом вошел по колено в воду. Затем он взял стоявший на берегу медный кувшин, провел им несколько раз по поверхности водяной глади реки, набрал немного воды и вылил ее себе на голову. Так он проделал несколько раз. Потом, поставив на берег кувшин, вымыл руки, ноги и стал растирать тело. Вот он опять взял кувшин в руки, набрал в него воду и начал выливать ее в дхоти — нечто вроде маленького сари только для мужчин. После этого взял полотенце, лежавшее на берегу, намочил его, вышел и обвернул им свое тело ниже пояса, а дхоти снял с себя и прополоскал. Затем надел мокрое дхоти на себя. При выходе из реки он зачерпнул еще раз воду кувшином и, вступив на берег, уселся на камень и стал обсыхать.
— Вот так у нас ходят в баню, — сказал Барма.
— А мыло где? — спросил я.
— Мыло не для всех. Оно дорогое! — ответил Барма, — им пользуются редко, но зато такое омовение, которое вы видели сейчас, каждый непалец проделывает обычно по нескольку раз в день.
А слоны все не шли.
Я поднялся с бревна и направился навстречу двум мужчинам, шедшим по дороге из леса, чтобы узнать, не видели ли они там слонов. В это время мальчишки, игравшие в камешки, вдруг вскочили на ноги и с возгласами «хатти, хатти!» подбежали к нам, указывая руками на лес.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПЕРВЫЕ ИСПЫТАНИЯ
Из-за бамбуковой рощи гуськом двигались три слона. Они подошли к реке, мягкой походкой спустились в воду, понюхали ее хоботом и направились к нам.
Остановившись, они стали размахивать хоботами и, изредка набирая в них пыль, обдувать свое тело, отгоняя мух. Погонщики слезли со слонов и приказали им лечь. Животные беспрекословно выполнили приказание. Потоптавшись на месте, они медленно опустились. Первая слониха грациозно села на землю, очень мягко и, пожалуй, даже удобно, вытянув вперед передние ноги, как собака, и положила на них голову со сложенным в трубочку хоботом. Вторая опустилась, полуприсев, на напряженные ноги и все время озиралась по сторонам, ожидая команды погонщика. Третья покорно опустилась на землю и равнодушно закрыла глаза. Ей было все равно. Она давно, видимо, смирилась со своей участью рабыни.
Погонщики начали подбирать нашу поклажу, стараясь разместить ее на спине слона так, чтобы поклажа равномерно была распределена по его бокам, а середина осталась свободной для людей.
При этом между Бармой и погонщиками разгорелся спор. Погонщики отказывались укладывать штативы теодолитов, концы которых были заострены. Все же мы уговорили погонщиков, и штативы были уложены острыми концами к хвосту слона. Кроме того, погонщики не хотели брать с собой канистры с керосином, так как, по их словам, запах керосина отбивает другие запахи, и слон будет плохо подчиняться погонщику. В конце концов все было улажено. Теперь нам оставалось только взгромоздиться на вездехода джунглей.
Без сноровки очень трудно взобраться на слона, тем более в ботинках. Мне на выручку пришел погонщик. Он взял хвост слона, намотал его себе на руку так, что метелочка волос на конце хвоста была в его ладони, и предложил мне наступить на живую ступеньку и дальше взбираться по веревке на спину. Я уперся в морщинистый бок ногой, схватился за веревку, и через несколько секунд был на спине слона рядом с моими товарищами. Погонщик уже оказался на его шее, и вот вся эта махина начала подниматься. Слон вначале поднялся на передние лапы, так что все сидящие на нем оказались в плоскости, находящейся по отношению к поверхности земли на шестьдесят градусов. Если бы в этот момент мы не держались за веревку, то неминуемо свалились бы вниз.
Я сидел на спине у первой грациозной слонихи и отпускал шуточки в адрес моих друзей, сидевших на второй слонихе. Мне казалось, что я крупно выгадал, сев на эту милую слониху с очень поэтичным именем Ратан Коли. Правда, подо мной был какой-то бугор, который я принял за веревку, но подумав, что в пути я ее смогу сместить и тогда буду сидеть удобно, успокоился. Мы тронулись в путь. Вначале мне путешествие даже понравилось. Очень приятное ощущение. Седока качает слева направо, затем шаг — и справа налево и одновременно вперед и назад. Бугор, который я принял за веревку, двигался подо мной, не давая мне как следует расположиться, но это мне особенно не мешало, я наслаждался. Прошло минут пять, и я понял, как жестоко ошибся, взобравшись на эту неуклюжую слониху. Все начинало раздражать. И монотонное покачивание из стороны в сторону, и легкие рывки вперед и назад. Но особенно невыносимым был двигающийся подо мной хребет. Я начал ощущать все его косточки. Они двигались подо мной, не давая возможности усесться, как следует. Я пробовал пересесть на бок, но тогда мои ноги, не находившие точки опоры, поднимались кверху, и я оказывался в напряженном состоянии, держась только за веревки. В таком положении более пяти минут не усидеть. Я сел верхом, обхватив круп слонихи ногами. Но здесь вся тяжесть моего тела опять падала на кости хребта, и мне казалось, что меня посадили на кол. Тогда я решил пересесть спиной к погонщику. Но это сделать было невозможно. Пересадка на ходу была сопряжена с большими трудностями: требовалось беспокоить соседей, сидевших рядом со мной. Я вертелся, как юла, стараясь найти удобное место. Но, увы, этого мне не удавалось. Прошло всего лишь каких-то двадцать минут, а впереди еще три с лишним часа хода! Вместо наслаждения я теперь испытывал только одно чувство — скорей бы прийти в лагерь и уж больше меня никакая сила не посадит на слона. Дудки! Я не сяду на эту животину и буду ходить только пешком. Вот так, ежеминутно вертясь и ожидая конца пути, я добрался наконец до нашего первого лагеря в Хараинча, который теперь вполне можно было назвать не «место, взятое силой», как его назвали в свое время непальцы, а «терпением достигнутый».