Когда мы подошли к лагерю и я слез со слона, у меня было единственное желание — залезть под брезент палатки и больше никогда из-под него не вылезать. К черту слонов и джунгли! Только спокойно лечь и закрыть глаза. Но этого мне не удалось. Надо было готовиться к ночлегу — устанавливать палатки и готовить ужин.
Вскоре наступили сумерки, а затем и ночь — первая ночь в джунглях Непала.
Мы спали как убитые, несмотря на то, что особых удобств не было. Лежали все вповалку, подложив под себя доски от ящиков, на которые постелили плащи, и укрылись тонкими одеялами. И хотя сон был глубоким, все же под утро холод сковал все мои члены. Мне хотелось перевернуться на другой бок. Спал я с краю, уткнувшись носом в брезент. Вдруг чувствую, что кто-то горячо и шумно дышит мне в лицо через полотно палатки. Я беспокойно зашевелился, и сипенье внезапно прекратилось. Я замер, прислушиваясь, и вновь почувствовал, как меня кто-то обнюхивает. Я с силой ударил по брезенту кулаком и услышал тихие, мягкие шаги, удалявшиеся от палатки. Все проснулись и спросили, в чем дело. Я им рассказал о случившемся. Товарищи надо мной посмеялись и вновь заснули. Прошло несколько минут, и все повторилось снова Это было уже слишком! Я выбрался из-под одеял, вылез из палатки и увидел стаю шакалов, окруживших наше жилище. Стянув с ноги сапог, я запустил им в шакалов, и те разбежались в стороны. Рано утром роса и холод окончательно одолели нас. Вскочив на ноги и обтеревшись холодной водой, мы начали готовить завтрак. Он состоял из крепкого чая, наполовину смешанного с молоком, куска хлеба с маслом и рисовой каши. Наши рабочие получили примерно то же самое, только чаю у них было больше, чем рисовой каши. Когда мы намекнули Варме на эту разницу в пище, Барма сказал, что рабочие экономят деньги и мало едят.
— Да вы не беспокойтесь, они к такому рациону привыкли, — успокоил он. — Вы знаете, как едят у нас в деревнях: в шесть часов утра — сладкий крепкий чай с молоком, в четыре часа — обед, в восемь опять такой же чай и сразу же спать. И так каждый день. Поэтому не думайте о рабочих, они не голодные.
— Тогда зачем же вы сказали, что рабочие не едят, так как экономят деньги? — спросили мы.
Барма смутился и ответил:
— Ладно (это он сказал по-русски), я им буду давать казенный чай и рис, а по праздникам — козлятину.
Условия работы в первые дни были очень тяжелыми как для нас, так и для рабочих. Оборудование, спальные принадлежности, палатки, столы и стулья, продукты питания, медикаменты — все шло к нам кружным путем через Индию. Мы ежедневно ожидали прибытия багажа, но что-то мешало этому, и нам приходилось пока устраиваться по-походному. Зимние месяцы в непальских тераях отличаются от летних тем, что здесь не бывает дождей. Температура воздуха днем на солнце достигает 25, 29 градусов, а ночью ртутный столбик термометра опускается до 7—10 градусов тепла.
Утром роса, величиною с горошину, ложилась на палатку, проникала внутрь ее. Поднимаясь утром и хватаясь за первую попавшуюся вещь, мы обнаруживали, что все мокро до нитки. Носки, портянки, сапоги и даже пиджаки были влажными и холодными. Дежурный рабочий со скрюченными от холода руками бегал босиком по лагерю и собирал ветки для костра. Чтобы не замерзнуть, мы тоже помогали ему, и когда пламя костра разгоралось, то все вылезали к этому единственному источнику тепла и грелись у огня до полного рассвета, то есть, времени, когда можно безопасно выйти в лес на работу.
Когда же все уходили в лес, Барма и я отправлялись на базар, в Хараинча, чтобы купить что-либо съестное для наших людей. В базарный день улицы Хараинча заполнены народом. Весь поселок превращается в рынок. Индийцы торгуют хлопчато-бумажными изделиями, безделушками и различными женскими украшениями; люди с гор приносят на спине огромные корзины фруктов и картофеля, местные крестьяне продают рис и просо. Больше всего в пестрой толпе женщин. Они ходят с корзинами на голове вдоль рядов торговцев, расположившихся прямо на земле, и рассматривают товары. Некоторые из них с трудом поворачивают голову из стороны в сторону. Им мешает огромный зоб. Это страшная болезнь, как и лихорадка, очень распространена в непальских тераях. Мы обходили ряды торговцев, закупали рис и какую-то травку, похожую на листья репы, и двигались к дому единственного постоянного купца Хараинчи, который содержал нечто вроде лавки или маленькой корчмы.
У корчмаря мы покупали молоко. В это время мы увидели нашего повара Лари. Он тащил за веревку сухого лохматого козла, который упирался копытами и не хотел идти за ним. Этого козла он купил только что на базаре. Барма пощупал козла и сказал:
— Хорош.
При виде этих живых мощей, обтянутых козлиной кожей, я не сдержался и сказал, что на рынке я видел много жирных и хороших коз.
— Коза-то жирней — это правильно, — ответил Лари. — Может быть, она и вкусней козла, но, — безапелляционно заключил он, — мясо ее грязное, и его никто не ест!
Лари вообще колоритная фигура. Небольшого роста, черненький, сорокалетний мужчина, настолько жизнерадостный и подвижный, что чем-то смахивает на бесенка. Даже в трудные минуты он не падает духом. Неплохо поет. Играет на гармонии. Эти качества, по-видимому, и явились определяющими при найме его Бармой на работу.
Мы распрощались с хозяином корчмы и пошли к себе в лагерь.
Лари, дергая козла за веревку, шел гордой походкой впереди.
Когда обед был готов, из-за палатки появилась группа местных жителей — мужчин и семеро разодетых женщин.
Я побежал в палатку, накинул на себя куртку и, когда вновь вышел, увидел, что наши гости уже стояли посредине лагеря и о чем-то говорили с Бармой. Барма, раскрасневшись, что-то доказывал пьяному мужчине, но тот почти не обращал на него внимания. Женщины сложили руки и сказали мне: «Намастэ». Я ответил им. Разговор как-то не клеился. Я стоял и смотрел на Барму, чувствуя на себе любопытный взгляд женщин Но вот наши гости подошли к палаткам, заглянули во внутрь, указали на меня рукой и, сказав еще раз что-то Барме, медленно направились к деревне Хараинча. Женщины изредка поворачивали головы в мою сторону и улыбались. Я им улыбался в ответ, махая рукой. Барма стоял, насупив брови, и молчал. Чувствовалось что-то неладное. Но что? Я подошел к Барме и спросил его, что это за люди?
— Ладно! — ответил Барма, — они хотели посмотреть на русских, — и махнув рукой, направился к своей палатке, но вдруг, не выдержав, рассмеялся. Смех раздался и в палатке, где сидели повара и несколько оставшихся рабочих. Барма, обернувшись ко мне, сказал:
— Только не говори нашим, а то еще обидятся! Это был содержатель «публичного сарая». А эти девушки служат у него для развлечения посетителей. Вот он и привел их к вам сюда в надежде подзаработать. Я его прогнал, сказав, чтобы он убирался отсюда и не порочил честь наших людей.