Выбрать главу
* * *

Утром переезжали в новый лагерь.

Караван со скрипом потянулся по проселочной дороге, а мы пошли напрямик через речку. Вскоре на одном из берегов у притока реки мы увидели песчаный продолговатый холмик, из которого торчали четыре бамбуковые палочки с наброшенным на них куском белой материи. Сооружение напоминало маленький шатер. Сбоку от него росли кустики красных цветов, а между ними лежала перевернутая вверх дном глиняная чаша. Рядом виднелись обгорелые поленья, видимо, остатки костра. Но их было совсем мало. Все это по своему внешнему виду напоминало могилу. Но известно, что приверженцы индуизма не хоронят своих покойников в земле, а сжигают. Однако это была могила. Как потом рассказал Барма, в Непале считают, что если человек умрет от оспы, то его нужно похоронить в земле, а не сжигать. Если умершего от оспы сжечь, считают непальцы, то зараза может распространиться с дымом на всех окружающих. А чтобы покойнику не было обидно за то, что его не оделили высшей почестью, связанной с уходом в другой мир, — сожжением, рядом с могилой устраивают маленький костер, который иммитирует церемонию сожжения. На могилу умершего ставят чашу с водой, чтобы душа покойника ночью еще до ухода из тела могла пить. Когда же чаша оказывается перевернутой, то это означает, что душа ушла в нирвану и больше не нуждается в материальной поддержке земного мира.

Пока мы разглядывали эту необычную для Непала могилу, наши повозки скрылись из виду. Чтобы сократить путь, мы с Борисом решили идти прямо через лес, минуя проселочные дороги. Мы прошли через большую поляну и на самой опушке увидели пожилого непальца, который сидел на сваленном дереве. Он сделал намастэ. Мы ответили на приветствие и пошли дальше, пытаясь углубиться в джунгли.

— Саб! — вдруг окликнул нас старик. Мы обернулись. Он, похлопывая по дереву рукой, пригласил нас сесть рядом с собой. Мы подошли, сели. Старик что-то сказал на своем наречии. Я не понял, но решил, что он хочет закурить и протянул сигареты. Он с благодарностью закивал головой и, затянувшись, довольно улыбнулся. Мы посидели, покурили, молча улыбаясь друг другу. Когда догорела сигарета, мы поклонились старику, поблагодарив за компанию, и направились в лес. Но только было хотели углубиться в чащу, как опять услышали:

— Саб! — старик с улыбкой показывал на место рядом с собой. Мы вернулись. Закурили по второй. Вскоре к нам присоединился еще один непалец. Угостили и его. Когда мы собрались в путь, опять повторилось все снова, только теперь нас приглашали уже двое. «Наверно, какой-нибудь обычай», — подумали мы и, не желая его нарушать, вернулись. Но обычай оказался очень странным, то же самое повторилось еще дважды. Мы уже стали нервничать, так как нужно было успеть догнать наши повозки.

И тут нас выручил полицейский Мохан, неожиданно появившийся на поляне. Он, оказывается, ходил по поручению Бармы в деревню, для того чтобы узнать, не остались ли наши люди в долгу у местного населения. Я попросил его объяснить, что здесь происходит, почему эти люди не хотят отпускать нас. Полицейский, перебросившись с ними несколькими словами, объяснил, что в лесу бродят тигры и одним, хотя и с оружием, ходить по джунглям очень опасно. Поэтому на опушке у дороги прохожие ждут себе попутчиков. Тигры очень редко нападают на группы людей.

Я спросил через Мохана, сколько же человек они будут еще ждать.

— Человек пять-шесть…

— Так сколько же времени им придется здесь сидеть?

Старик равнодушно пожал плечами.

— Да хоть неделю, — усмехнулся полицейский.

Нас такой срок явно не устраивал. Мы уже образовали группу и предложили крестьянам пойти вместе с нами. Но крестьяне, поговорив с полицейским, поднялись, сделали нам намастэ и вновь сели на бревно. Им было не по пути, и мы пошли без них по тропинке в лес. К концу дня мы вышли к огромной реке. Это была река Мая, или, как она называлась на индийской карте, Конкая. Она расположена в сорока километрах от восточной границы Непала. Почти каждые два-три года Конкая меняет свое русло. Истинное русло Маи было примерно на четыре километра западнее того, которое зафиксировано на карте.

Река Конкая священна. Вот почему, перед тем как пересечь реку, каждый должен принести ей жертву и помолиться. Барма принес общую жертву от нашего лагеря — большого козла. Для этого рано утром он с группой рабочих пришел на берег реки. Здесь козлу ударом кукри отсекли голову и кровь спустили в реку. Затем после прочтения молитвы разожгли жертвенный огонь.

Несмотря на то что был забит жертвенный козел, который своей кровью окупил все наши «грехи», и мы имели моральное право на пересечение реки, все же нам пришлось остановиться и подождать, пока Пурна Бахадур не сбегает в лавку и не купит специальные жертвоприношения, которые должен принести каждый персонально.

Лавка находилась в метрах двухстах от реки, на возвышенном месте, около главного брода. Она занимала обширный дом с несколькими пристройками. Тысячи людей пересекают Конкаю в обе стороны, и почти все, хоть и на гроши, покупают индивидуальные жертвы божественной Мае. Пока мы осматривали окрестности и особенно людей, переходившими реку вброд группами и в одиночку с высоко поднятыми выше колен сари и дхоти, появился Пурна Бахадур с зажатым в руке бумажным свертком. Он подошел к нам и протянул каждому на листке газеты красный порошок, перемешанный с рисом, внутри которого лежала монета достоинством в пять пайса. Затем чиркнул спичкой, зажег свечи и раздал их нам. Сам же одну из свечей воткнул в песок на самом берегу реки, положил содержимое бумажки на песок, омыл руки, приложил правую руку ко лбу и сделал намастэ. Затем поднял бумажку, перемешал пальцами красную пудру с рисом и стал щепотками бросать содержимое в реку. Когда на бумажке не осталось риса и пудры, он взял монету и, бросив ее в воду, вновь омыл руки, сделав намастэ.

Такую же процедуру проделали Борис и я. Когда же закончилась церемония принесения жертвоприношения, Пурна Бахадур стал песком забрасывать блестевшие в воде монеты. Мы удивились и спросили его, зачем он все это делает. Пурна Бахадур разъяснил нам, что недобросовестные индуисты ходят по мелководью и собирают монеты. Это «работа» является довольно прибыльным занятием, и есть люди, которые специально промышляют этим делом. В правоте его слов мы убедились после встречи с Николаем Ивановичем и нашими товарищами, которые, оказалось, со всем обозом ожидали нас около лавки и уже успели принести свою жертву Мае. Николай Иванович сказал, что, ожидая нас, они принесли индивидуальные жертвы. Когда же они бросили монеты в воду, один из наших погонщиков бросился в реку и стал, ухмыляясь, собирать жертвенные монеты.

Жертвоприношение кончилось, а переход через реку все еще не начинался. Этому мешало то, что при поспешных сборах засунули куда-то клетку с одноцветными голубями (у нас были белые). Этих одноцветных голубей нужно, по поверью, обязательно выпустить при самом переходе через реку (как, кстати говоря, и при охоте на тигров, иначе, считают непальцы, может случиться несчастье: в реке затянут зыбучие пески, а в лесу, если убьешь тигра, заболеешь малярией. Я заболел малярией только потому, что не выпустил голубей, объяснил мне Барма). Пурна Бахадур все же отыскал клетку с голубями, и вот птицы уже высоко в воздухе. Они делают нам крыльями последнее намастэ и скрываются где-то за лесом. Наконец начался переход.

Волы медленно вошли в реку и сразу же погрузились по брюхо. Возницы с гиканьем погоняли их, не давая остановиться, чтобы колеса повозки не завязли в песчаном дне.

Примерно на середине реки нам опять выдали по монете и попросили бросить их в воду. Когда же пересекли Маю, Пурна Бахадур молча толкнул меня в бок и, повернувшись лицом к реке, сделал ей намастэ. Его толчок означал, что я должен был выполнить тот же самый обряд.