Мы купили несколько кур и пошли в рисовый ряд мимо ювелиров, разложивших свой товар на земле на белом куске полотняной материи, миновали торговцев сладостями, безделушками, скобяными товарами и хлопчатобумажными тканями, где портные тут же шили по заказу покупателей одежду. Неожиданно Барма задержался около гадальщика — предсказателя судьбы — с клеткой попугаев и протянул ему рупию. Гадальщик спросил, что хочет знать Барма, и тот вполне серьезно попросил ответить, откуда он пришел. Гадальщик, подслеповатый старик, открыл клетку, где сидел бесхвостый попугай и поднес к его клюву ящичек с карточками. Попугай вытащил карточку, бросил ее на землю и скрылся в своей клетке. Барма прочел содержание и довольно рассмеялся. На карточке было написано, что мы пришли из леса и скоро поедем домой.
Тогда Барма дал еще одну рупию предсказателю и загадал ему о самом себе, кто он и что делает. Теперь уже другой попугай вытащил карточку и передал ее в руки предсказателя. Барма, прочтя содержание второй карточки, пришел в восторг.
— Вы посмотрите, что отвечает попугай, — обратился ко мне Барма, — у меня вторая жена, всего-навсего один сын, а все остальные дочери, — прочитал он записку.
Это было правдой. У Бармы на самом деле была вторая жена (первая умерла от туберкулеза), а из троих детей, один сын. Такое предсказание вселило в Барму еще большую уверенность в существование чудес. Впоследствии он рассказывал об этом каждому встречному по нескольку раз, призывая меня в свидетели.
Сделав все покупки, мы возвратились в лагерь и увидели там очень странное зрелище. С мальчишеским азартом по полю бегали и играли в футбол Николай Иванович, Володя Мигаль и Борис Перевозников. Вместе с ними бегал в оборванной жилетке с платком на шее пожилой сухощавый непалец, наш новый знакомый Рам Прасад.
С Рамом Прасадом Николай Иванович познакомился сразу же после нашего отъезда на базар. Еще когда мы разбивали палатки, около нас вертелся какой-то человек. В суматохе мы не обратили на него внимания, хотя он и оказывал нам помощь. Как потом выяснилось, года полтора до нашего прибытия в Бхадрапур с Рамом Прасадом на этой поляне произошло несчастье. Он ехал верхом на лошади, и на него напал огромный леопард. Хищник ударом лапы сбил Рама Прасада с седла, убил лошадь и скрылся в зарослях бамбука. Рама Прасада отправили в больницу. Выйдя из больницы, Рам Прасад стал навещать поляну, пытаясь найти свою лошадь, — это было первым признаком его тихого помешательства. Лазая по деревьям и кустам, Рам Прасад нашел небольшой сверток, в котором оказалось пять тысяч рупий ассигнациями. Эти деньги были, очевидно, потеряны контрабандистами — торговцами наркотиками, перебиравшимися через непало-индийскую границу (в Индии торговля наркотиками запрещена, а в Непале нет. На этом и греют руки контрабандисты).
Рам Прасад решил найденные деньги пустить в оборот. Он договорился с одним местным ростовщиком и передал ему деньги с расчетом на то, что ими будет совместно куплен рисоочистительный завод. Но ростовщик обманул Рама Прасада: он пустил по Бхадрапуру слух о том, что Рам Прасад сумасшедший и якобы никаких денег ему не давал. Этот обман настолько подействовал на Рама Прасада, что он после этого уже совсем сошел с ума. С тех пор Рам Прасад ежедневно посещает поляну и ищет кошелек с деньгами и свою убитую лошадь.
К вечеру после ужина к нам пришли в гости местные учителя, молодые люди лет двадцати-двадцати двух. Они пригласили посетить их школу и рассказать детям о жизни советских школьников. Мы с радостью согласились и обещали прийти к вечеру следующего дня, так как на этот вечер нас пригласили в лес на индуистский праздник тиз (тидж), который празднуется в ночь с тридцать первого января на первое февраля только на территории Непала, в лесу, около десяти километров на юг от Бхадрапура. Тиз является в основном праздником женщин, исповедующих индуизм, и посвящен великомученику, который, по преданию, погиб в Непале. Женщины индуистки в эту ночь отправляются к лесной поляне, где около развалин замка якобы произошло убийство безымянного героя, оплакивают его, а затем совершают омовение в небольшом священном пруду, будто бы образовавшемся на месте, где пролилась кровь погибшего.
Мы выехали в лес примерно в десять часов вечера. По пути нам то и дело попадались вереницы людей с фонарями в руках. Они шли цепочками вдоль лесной дороги, громко переговариваясь, стараясь таким образом отпугнуть от себя диких зверей. Все паломники были с ног до головы завернуты в белые накидки, так как в эти дни вечерами было очень холодно. Накануне ночью температура воздуха упала до плюс пяти градусов. В индийских газетах было сообщение о том, что в районе Дарджилинга даже выпал снег.
На поляне мы осмотрели развалины замка и пруд. От зарева костров и газовых ламп, висевших около походных лавок, где продавались разные картинки, сувениры и сладости, на поляне было светло. Под звуки гармонии и хора паломников в воду входили в безмолвном молчании с одной стороны мужчины, с другой — женщины. Они омывали руки, лицо и грудь и выходили из воды, вытираясь уголком сари. После этого подходили к костру, где сидели их земляки, и пили горячий сладкий чай.
Утром следующего дня, когда мы заканчивали завтрак на открытом воздухе, Володя Мигаль, стоявший около палатки, жестами подозвал нас тихо подойти к нему. Мы тотчас поднялись из-за стола, подкрались к входу в палатку, осторожно заглянули внутрь и тут же чуть не повалились от хохота… Наша обезьяна Машка сидела у стола. В одной лапе она держала зеркало, а в другой — полную мыльной пены кисточку для бритья, которую Володя случайно оставил на столе, и быстро-быстро, судорожными движениями мылила себе морду. Мыло лезло ей в глаза, уши, рот, но обезьяна, подражая Володе, продолжала мылиться, изредка поглядывая в зеркало. Кто-то не выдержал и прыснул, и, Машка, заметив нас, отбросила в сторону кисточку и зеркало, прыгнула на противомоскитный полог, висевший над нашими раскладушками, и, раскачиваясь под потолком, опасливо поглядывала на нас слезящимися от мыла старческими глазками.
Все в хорошем настроении вышли на работу. Это был последний день работ в джунглях. Настало время собираться в обратный путь, в Биратнагар. Но как идти? Возвращаться по нашей трассе было нецелесообразно. Это требовало больших расходов, так как бездорожье и джунгли пугали крестьян, и за обычную плату никто не хотел везти наше оборудование. После долгих обсуждений мы пришли к одному, пожалуй, единственно правильному решению: Варме с частью оборудования ехать на нашей машине через Индию в Биратнагар, нанять там несколько такси и встретить нас. Мы же по южным проселочным дорогам страны предполагали направиться на повозках к Биратнагару, навстречу Барме.
За обсуждением плана возвращения мы не заметили стоявших около палатки преподавателей школы. Они ждали меня. Быстро одевшись, я вместе с ними пошел в школу.
Когда мы подошли к школе, то на зеленой лужайке напротив одноэтажного здания сидело, скрестив ноги, около двухсот мальчиков. Поодаль от них расположилась группа девочек, человек двадцать. Школа была мужской. Девочки являлись гостями этой школы, их направила местная женская школа для встречи с нами.
Напротив школьников стоял длинный деревянный стол и несколько стульев для преподавателей. После краткого вступительного слова директора школы было предоставлено слово мне. В течение часа я рассказывал о системе образования в Советском Союзе, о жизни и учебе наших школьников. Затем посыпались вопросы. Дети спрашивали меня, какого цвета кожа у наших слонов в лесах, много ли крокодилов в реках, какие попугаи прыгают у нас по веткам деревьев, что мы делаем, когда тигры или шакалы подходят к школе, и т. д. и т. п. Затем они достали листки бумаги и положили их на стол. Это оказались адреса школьников, которые желали завязать переписку с нашими ребятами. Я пообещал мальчикам, что после возвращения на родину, выполню их просьбу.
Вечерело. Вот-вот мог пойти дождь. Я распрощался с учителями и учениками школы и пошел к себе в лагерь, где почти все было готово к возвращению в Биратнагар. Придя в лагерь, я увидел рабочих, обступивших Николая Ивановича и просивших его не увольнять их. Николай Иванович ответил, что он очень рад был работать с такими добрыми и отзывчивыми людьми, как они, но ведь полевые работы закончены. Однако оказалось, что рабочие говорили не об увольнении. Они просили Николая Ивановича не прогонять их и дать им возможность жить рядом с нами и сопровождать нас до Биратнагара. Они согласны были работать в два раза больше и бесплатно, только бы быть рядом с нами. Николай Иванович, закаленный суровой жизнью человек, был настолько растроган просьбой рабочих, что у него на глазах навернулись слезы. Действительно, это было сверх всяких ожиданий. Такая привязанность и любовь рабочих очень растрогала нас всех.