КАРЛ (рявкает). Не придирайся к ребенку!
(Эва с обидой поднимается и уходит в другую комнату.)
КАРЛ. Мать! (Встает, уходит следом.)
ИВО. Ульви, я же не сделал тебе ничего плохого.
УЛЬВИ (гундосит в носовой платок). Не сделал… Но мне так хотелось, чтоб у меня был брат. Никогда не думала, что ты столько для меня значишь… Я отвратительно ревную тебя…
ИВО. Тебе очень одиноко? Это потому, что подруги в институтах, а то и замуж повыскакивали — они ведь все старше тебя.
УЛЬВИ. Не знаю… Люди как-то… опротивели и вообще… Скажи, например, как этот… твой знакомый, ну, милиционер…
ИВО. Том Херберт?
УЛЬВИ. Как он так может? Почему он ходит в варьете один? Какой тогда смысл жить вдвоем, если… а?
ИВО. Но Том ведь молодой парень, ему тоже охота пожить, повеселиться… А… вдвоем он живет, между прочим, с матерью.
УЛЬВИ (понуро замолкает, потом, подняв голову, мягче). Ну ладно. И все-таки я разочаровалась в людях. Как в твоей песне. Ты же никакой не бабник, не Дон Жуан, как же ты…
ИВО. Сестренка, милая. Я певец и пою то, что людям нравится. Это же не мои убеждения, не я сам… Пойми, даже журналисты…
Эва, Карл входят и остаются в дверях.
ЭВА. Не бери это в голову, относись ко всему с юмором. Легкая шутка — и разговор потек по другому руслу.
КАРЛ (подталкивает ее в знак одобрения). Давай!
ЭВА (с улыбкой). Ульви, если эти плательщики каждый день ворчат и брюзжат за твоим окошком — не принимай это близко к сердцу. Рявкни как следует, что, мол, «Подождите, мой папа электрик — вот он придет и пропустит через вас ток, один пшик останется». (Заразительно смеется.)
УЛЬВИ (не улыбнувшись). Мама, да разве люди виноваты…
ЭВА (Карлу, шепотом). Не подействовало, давай ты!
КАРЛ (послушно выступает вперед). А если это не подействует, скажи: «Сейчас придет моя мама и запоет!» (Смеется в одиночестве.)
ЭВА (надменно). Ульви, помоги мне убрать посуду.
(Звонят в дверь.)
КАРЛ. Признавайтесь, кто ждет гостей?
УЛЬВИ. Вроде бы никто. Но нельзя же заставлять гостя ждать. Я могу открыть, а вы приведите себя в порядок, прийти могут к кому угодно (Открывает дверь, остальные разбегаются по комнатам.)
ЧУДНОЙ. Здравствуйте.
УЛЬВИ. Доброе утро. Вам кого?
ЧУДНОЙ. Вашу семью.
УЛЬВИ. Парунов?
ЧУДНОЙ (входя). Семью Парунов.
УЛЬВИ. Проходите, пожалуйста, снимайте пальто, у нас тут тепло.
ЧУДНОЙ. Спасибо, если у вас тут тепло, то я сниму пальто. (Снимает, Ульви вешает пальто в шкаф.) А остальные члены семьи?
УЛЬВИ. Они сейчас подойдут. Чашечку кофе?
ЧУДНОЙ. Спасибо, кофе не хочу. Нельзя ли убавить свет?
УЛЬВИ. Пожалуйста… (Тушит часть лампочек.)
ЭВА, КАРЛ, ИВО. Здравствуйте.
ЧУДНОЙ. Здравствуйте. Приступим.
КАРЛ. Простите, мы Паруны, а вы?
ЧУДНОЙ. Я — Чудной.
ЭВА. Чудной.
ЧУДНОЙ (все еще сурово, гипнотизирующе). Прошу садиться. (Приказание исполняется.) Я буду стоять. Выслушайте меня и не перебивайте…
Человек обращается в прах, земля поглощает его, как песчинку, и вскоре даже следа его тела не сыскать на планете. Остаются дела человеческие, но и это не утешение: их могло бы быть больше, живи подольше человек.
Единственно мыслимое утешение в смерти хорошего человека лишь в том, что доля его доброты переливается в каждого, кто знал его. Великая доброта никогда не осеняет кого-то одного, каждый может воспринять только часть ее. И после смерти хорошего человека каждый его близкий вспоминает что-нибудь такое, что досталось именно ему, и это становится известно всем. Мало-помалу, крупицами доброта пристает к людям, как зараза, но эта зараза красивая и нужная…
Я был другом детства покойной, а последние 30 лет судьба даровала мне счастье познать ее нежность и красоту. Она ушла молодой. Мне 90 лет, а ей было всего 88. Поэтому у нас недостало времени обзавестись широким кругом друзей, и вы, кого она посетила незадолго до смерти, остались в ее угасающей душе милыми, близкими людьми. Я уполномочен объявить вам последнюю волю благородной бабушки из Вабли, ее завещание. Копия этого завещательного акта останется у вас. (Кладет на стол свернутую в трубочку бумагу.)
Двадцать пять рублей в банковских билетах — завещается Карлу Паруну, доброжелательному хозяину, который предоставил мне кров.
Песенный дар почившей — завещается Эве Парун, доброй хозяйке, которая накормила и напоила меня.