Это была, выражаясь современным языком, «дедовщина» в самом чистом виде. Старшие как могли изощрялись в издевательствах над младшими. У нас заправляли всем Царек — Валька и его подруга — Царица — Настя. Кормили нас кое-как: суп варили на рыбных костях с картофельной шелухой. Куда исчезали рыба и картофель, мы точно не знали, но догадывались. К такому, с позволения сказать, обеду еще полагался кусок черного хлеба, половину которого мы были обязаны отдавать Царьку. Он, в свою очередь, раздавал часть «чернушки» своим сатрапам, из числа старших по возрасту ребят. Малышам приходилось тяжело: свою порцию похлебки они должны были проглотить в один миг, иначе можно было остаться голодным. Многие ребята, словно фокусники, с помощью каких-то неуловимых приемов (например, неожиданного удара по плечу) незаметно «уводили» твою миску, и ты оставался ни с чем. «Качать» права было совершенно бесполезно, а плакать - даже опасно. В лучшем случае на плач могли отреагировать смехом, а то и пинка можно было схлопотать от старших по возрасту. Я привык есть настолько быстро, что, уже будучи взрослым, не мог отделаться от этой вредной привычки, вызывая удивление и осуждение тех, с кем приходилось сидеть за одним столом. В приемнике существовали свои, чаще всего жестокие правила: младшие не только платили дань Царьку, но и обязаны были выполнять любые приказы своего мучителя. Особенно свирепствовала Царица: девочки мыли ей ноги, причесывали, стирали ее белье. В случае неповиновения Царица жестоко избивала ослушавшихся.
Спали мы на брезентовых раскладушках. Среди нас были ребята, страдавшие недержанием мочи, и утром под раскладушками часто появлялись лужицы; тогда начиналась расправа над «провинившимися». Били полотенцем, а чтобы выходило больнее, на его конце завязывали узел: получалось что-то вроде нагайки. Били с каким-то ожесточенным сладострастием. Как только ни пытались эти несчастные ребята бороться со своим недугом! Брали на ночь бутылки, старались просыпаться раньше других, но ничего не помогало. Наутро все начиналось сначала: испуганные, они лежали с вытаращенными от страха глазами, скрючившись в ожидании неминуемой расправы. Ни крики, ни мольбы о пощаде не помогали. Обычно утренние экзекуции проходили под руководством Царька. Конечно, воспитатели не могли не знать о творившемся в приемнике произволе, но закрывали на это глаза.
Воспитатели вообще ни во что не вмешивались, на жалобы детей не реагировали. Старших ребят никто не трогал, возможно потому, что они находились в приемнике временно, и воспитатели знали об этом. Наше заведение было вроде распределителя, пересыльного пункта. Отсюда, пройдя своего рода карантин, дети попадали в различные детские дома.
Шло время... Однажды к нам привезли новую партию детей, и вот тут-то случилось нечто экстраординарное. Был свергнут Царек. Произошло это совершенно неожиданно. Можно представить, как радовались все ребята низложению злого демона! Столько лет прошло, а тот день запомнился мне во всех деталях. Вот что тогда случилось.
Обычно Царек устраивал вновь прибывшим своего рода экзамен. Его целью было с первых же минут показать новичкам, кто в приюте «держит масть». Встреча новеньких проходила всегда по одному и тому же сценарию: Царек стоял в окружении своих друзей и первому же новичку, вошедшему в общую комнату, сразу давал какую-нибудь кличку, закреплявшуюся за ним на все время его пребывания в детском учреждении. Затем новичка засыпали издевательскими вопросами, унизительными требованиями. В случае неповиновения жестоко избивали.
Так вот, в тот памятный день в нашу «дружную» семью прибыли два брата армянина. Младшего звали Ованес, а старшего - Арташес.
Несмотря на небольшой рост, Арташес был крепышом. Черные глаза и густые брови придавали ему угрюмый и даже свирепый вид. Смотрел он на всех с подозрением и вызовом. Первым вошел в общую комнату Ованес. Арташес где-то задержался. Не успел Ованес войти, как ему подставили ножку, он споткнулся и ненароком задел Царька, тот его оттолкнул к одному из своих друзей, тот - к другому. В конце концов Ованес упал. Не успел он подняться, как его снова повалили. Испуганный и растерявшийся, мальчуган искал глазами брата. Царек подошел к Оване-су, поднял его за волосы и, тыча кулаком в нос, процедил:
-Проснись, армяшка!
От беспомощности у Ованеса на глаза навернулись слезы. В этот момент в комнату вошел Арташес.
-А-а, вот еще один абрек явился! - с презрением молвил Царек.
Арташесу тут же подставили ножку. Он покачнулся, но не упал, а бросился на помощь к младшему брату и, оттолкнув того в сторону, предстал перед Царьком, которого тут же окружила его гвардия. Ребята замерли в ожидании чего-то сверхъестественного. Впервые кто-то смотрел на Царька без испуга и даже с каким-то вызовом.
—Ну, черномазый, — процедил Царек, - вот сейчас как вмажу тебе по роже, так ты сразу побелеешь!
Арташес стоял как вкопанный, не обращая никакого внимания на угрозу Царька. В его облике было нечто такое, что сдерживало нашего главаря и всю его гвардию. И вдруг Арташес как-то очень спокойно сказал:
—Давай стыкнемся один на один! Тогда ты узнаешь, кто побелеет, а кто почернеет!
Этот неожиданно смелый вызов потряс ребятню. Стыкнугься— значит подраться. Арташес был значительно ниже рослого Царька. К тому же Царек славился умением драться не только в нашем приемнике. Равных ему в этом искусстве и в округе не было.
Напряженная тишина волновала всех присутствовавших в комнате. А Царек с усмешкой смотрел на Арташеса:
—Ты, сморчок, хочешь со мной стыкнуться? Да я тебя одной левой так пристукну, что от тебя мокрое место останется!
Между тем, как мы все заметили, он впервые не перемежал свою речь отборной бранью.
—Не надо одной левой, — с южным акцентом громко ответил Арташес. - По-настоящему давай стыкнемся, один на один. Хочешь — здесь, хочешь — на улице, хочешь - в любом другом месте.
Царек хорошо понимал, что отказываться нельзя. Его авторитет был поставлен под угрозу. Он бросил презрительный взгляд на Ованеса, высморкался и снисходительно ответил:
—Ну, пойдем, армяшка-соленые уши, на чердак, чтобы все могли увидеть, как я посылаю тебя туда, где раки зимуют. Ты запомнишь этот день на всю жизнь.
Как только эти слова были сказаны, все ребята ринулись на чердак, обгоняя Царька и Арташеса. Армянин шел за Царьком, сосредоточенно о чем-то размышляя.
Весь чердак был завален какими-то нотными альбомами, и мы быстро начали очищать от бумаг место в центре. Не прошло и пяти минут, как все было готово к бою. Молча Царек и Арташес встали друг напротив друга. Мы смотрели на армянина с восхищением и одновременно жалостью. Никто из нас нисколько не сомневался в том, что Арташес будет повержен. Никогда и никому из ребят не приходило в голову подвергнуть сомнению власть Царька, поэтому мы ему и повиновались, обреченно считая, что нет такой силы, которая могла бы эту власть подорвать.
Не обращая внимания на унизительные выкрики друзей Царька, угрюмый Арташес сосредоточенно молчал. Драка долго не начиналась. Царек все пытался вывести Арташеса из себя, но тот не произнес ни слова. Он лишь согнул руки, изготовившись к драке. Началось все внезапно. Сначала Арташес легонько, словно нащупывая слабое место, нанес Царьку удар в грудь. Тот хотел ответить сильным ударом по лицу, но Арташес увернулся. И вдруг на наших глазах началось методичное избиение Царька, который так и не смог ответить ни на один удар армянина. Было видно, что Царек уже еле держится на ногах. Из носа у него текла кровь, а Арташес все бил его и бил. Наконец Царек упал. Онемевшие от неожиданного исхода, мы стояли в гробовой тишине и ждали продолжения кровавого поединка.