Выбрать главу

Меррил Джудит

Сквозь гордость, тоску и утраты

ДЖУДИТ МЕРРИЛ

СКВОЗЬ ГОРДОСТЬ, ТОСКУ И УТРАТЫ

Пер. с англ.С. Фурцевой

В последних сумерках,

в прощальном свете...

Серым бетоном простиралась огромная равнина, плоская и голая. Ее однообразие нарушалось лишь сооружением в центре. Там, словно в мышеловке из дерева и металла, покоился хвост конусообразного космического корабля.

Нос корабля, кроваво-красный в лучах заходящего солнца, пронизывал разреженный воздух далеко в вышине. От высоко расположенного грузового люка спиралью извивалась эстакада. Она пересекала бетонированную площадку и тянулась к месту, где жили и работали люди, построившие эту огромную космическую птицу: двадцать строений в форме кубов, вылитых из того же бетона, что и основание, на котором они покоились.

За одним из освещенных окон сидели небольшими группами в разных концах зала мужчины и женщины, не спешившие покончить с ужином. Некоторые машинально барабанили пальцами по столу, другие, не сумев преодолеть волнение, приближались друг к другу, выходили в мертвенно бледный свет сумерек, чтобы немного погодя вернуться назад.

Слова песни преследовали ее. Слова, написанные два столетия назад, но удивительно, до нелепости соответствующие тому, что происходило сейчас, слова,

c Перевод на русский язык, "Мир", 1978

найденные человеком, которому приходилось ждать до рассвета. И они, эти давнишние слова, не покидали ее, они вытесняли другие, те, что она прятала для сегодняшнего вечера. Слова, которые она должна произнести совсем скоро, вот-вот.

"Я решила тебе сказать сейчас".

В зеркале на стене Сью видела свои губы, которые будто бы произнесли эти слова сквозь застывшую на лице маску общепринятых приличий, одинаково хорошо помогающую утаить и бледность страха, и румянец желания. Она видела свои шевелящиеся губы, но звуки не достигали слуха.

Он не услышал. В зеркале ей было видно, как он сидел, отвернувшись к окну, и безотрывно смотрел на металлическое чудовище, притаившееся в ожидании, чтобы совершить прыжок на рассвете.

"Он даже забыл, что я здесь".

Эта мысль, горькая и жестокая, придала ей решимость. Она отпила голоток все еще слишком горячего кофе, продолжая поверх чашки смотреть на знакомый наклон плеча, на чуть откинутую назад голову.

"Нет, он бы заметил, если бы я ушла", - подбодрила она себя. Кофе показался ей совсем горьким.

- Я решила сказать тебе сейчас, - произнесла она опять. И на этот раз она знала совершенно точно, что сказала вслух. Я решила не оттягивать дальше этот разговор, - продолжала она, наблюдая, с какой неохотой он поворачивается к ней.

- Конечно, малыш. В чем дело?

Она покачала головой и с преувеличенной заботливостью жены сказала:

- Пей кофе. На Марсе его не будет, ты же знаешь.

Он тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя остатки сна, и широко раскрытыми глазами с удивлением посмотрел на чашку кофе. Затем пожал плечами, поднес чашку ко рту, нехотя сделал глоток, поставил чашку на стол и опять повернулся к окну.

Внезапно снаружи вспыхнул яркий свет, и она тоже повернулась, чтобы через его плечо посмотреть, как прожекторы, пробив ночь, заплясали на стальном корабле. Она глядела то на мужчину, сидящего рядом, то на воплощенную в сталь мечту, стоящую в центре бетонированного поля, пытаясь увидеть то, что увидел он, и быть очарованной так же, как был очарован он. Но то была лишь его мечта. Она к ней больше не имела отношения.

Сквозь все границы,

что дальше и ближе...

Он смотрел в окно, ни о чем не думая и стараясь ничего не чувствовать. Он не желал знать, просто не хотел давать ей возможности сказать ему. В любом случае, что бы ни было, сейчас это не имело значения. Ничего существенного. И корабль снаружи был убедительным тому доказательством. Межпланетный корабль, символ торжества настоящего дела, огромная башня воплощенной мечты. В грохоте и сверкании огня устремится он ввысь на рассвете, унося в себе через черноту пространства к планете Марс пять сотен жизней, пятьсот пылинок человечества. Летят в основном супружеские пары, как он и Сью. Здоровые и умелые, многие годы готовившие себя к предстоящей работе, истинные мужчины и истинные женщины, наделенные мускулами и умом, чувством юмора и смелостью, которые не откажут в момент опасности.

Всю жизнь он готовился к сегодняшнему дню. Всю жизнь и последние пять лет с Сью.

А стремилась ли она?

В конце концов, посмотри в лицо фактам, черт возьми! Он чувствовал на себе ее взгляд и с трудом удерживался, чтобы не обернуться. Она просто испугалась. Разволновалась. Вполне естественно. С женщинами такое случается, и нечего морочить себе голову. Надо лишь перетерпеть последнюю ночь. Совсем немного после двух месяцев ожидания, с тех пор как они получили свидетельства о допуске к полету. Все эти девять недель он видел напряженные линии вокруг ее рта, делающие губы жесткими и сердитыми. Девять недель она редко смотрела ему в глаза и слишком часто говорила, что любит. Девять недель он уговаривал ее не волноваться, успокаивал, хотя она ни разу не высказала прямо свои опасения, ни разу не призналась в них.

Скажи мне:

я вижу, я вижу...

- Уилл, - произнесла она в отчаянии, и имя прозвучало как молитва.

Он взял ее за руку:

- В чем дело, малыш?

Он не обернулся, не посмотрел на нее. Его слова были обращены к окну, к космическому кораблю и свету прожекторов снаружи.

- Что-то случилось?

Да! Внезапно ее захлестнула волна неистовой ярости, дрожью прошла по телу, ударила по вдруг одеревеневшей спине, отозвалась в пальцах ног, до боли сжала руку в кулак. Когда наконец волнение передалось ему, он повернулся и с робкой, чуть глуповатой улыбкой встретил ее глаза, горящие каким-то внутренним огнем и в упор смотрящие на него.

И опять случилось то, что случалось много раз прежде.

"Я люблю тебя, Уилл!" И, кажется, трудно вздохнуть, и чувствуешь, как руки хотят позвать и опускаются вдоль тела, и тебя захватывает чувство физического успокоения, мгновенно расслабляющее мышцы и клетки, и гнев уходит так же быстро, как наступил.