Щелкали кнуты, лошади фыркали, вставали на дыбы и рвались вперед, а распростертые люди визжали, когда их буквально растягивали — медленно и ужасно — на части, в то время как их ликующие палачи глумились над их агонией.
— Это будет ужасно, — тихо сказал он Сингпу, когда они вдвоем забрались в один из грузовых фургонов, и оба мужчины знали, что он говорит о гораздо большем, чем просто об этом кровавом дне.
— Много чего происходит, — ответил Сингпу, используя штык, чтобы снять крышку с одного из сотен длинных, тяжелых ящиков, сложенных в тридцатитонном фургоне. До него донесся запах смазочного масла, и он мрачно улыбнулся.
— Много чего происходит вокруг, — повторил он, глядя вниз на ящик, — и эти красавицы собираются убедиться, что этого будет намного больше.
II
— Это все вина этого ублюдка Рейнбоу-Уотерса!
Повелитель пехоты Ранчжэн Чжоу, барон Стар-Райзинг, подавил мертворожденный вздох еще до того, как он коснулся его лица. Он сделал достаточно долгую паузу, чтобы убедиться, что реакция остается подавленной, затем оторвался от своего разговора с бароном Блю-Ривер. Контролировать подобные проявления было второй натурой для любого, кто хотел долго прожить при императорском дворе. Однако на этот раз это было немного сложнее, чем обычно.
— Мы должны были отозвать гребаного предателя домой и сделать из него и всей его семьи пример! — Граф Уайт-Фаунтин продолжал рычать. — И он должен был сказать Мейгвейру, чтобы тот пошел к черту!
Графство Уайт-Фаунтина находилось на юго-востоке Тигелкэмпа, и он бушевал против Рейнбоу-Уотерса уже почти три года, с тех пор как три его поместья были уничтожены восстанием крепостных. Эта конкретная вспышка была чисто локальной, и Копья быстро подавили ее со всей своей обычной жестокой утонченностью, но один из двоюродных братьев Уайт-Фаунтина и его жена были пойманы крепостными до того, как смогли вмешаться Копья. Двоюродный брат, по крайней мере, умер относительно быстро; его жене повезло меньше, поскольку крепостные вымещали свою ненависть за все поколения своих жен и дочерей, которые были случайно изнасилованы их хозяевами.
Стар-Райзинг понимал ярость Уайт-Фаунтина. Он просто не чувствовал никакой симпатии к этому человеку. На самом деле он испытывал определенную степень сострадания к двоюродному брату Уайт-Фаунтина, но именно идиотизм самого графа гарантировал спорадические вспышки гнева, которые с тех пор испещряли карту Северного Харчонга. Были моменты — их было много, и они становились все более частыми задолго до джихада, — когда Стар-Райзинг не испытывал ничего, кроме отчаяния, когда он размышлял об отношении своих коллег-аристократов.
— Он бы не вернулся, — указал Уайт-Фаунтину кто-то еще. — Кем бы он ни был, он не был настолько глуп! Он чертовски хорошо знал, что с ним могло случиться.
— Тогда это, черт возьми, должно случиться с ним там, где он сейчас! — взорвался Уайт-Фаунтин. — Ты хочешь сказать, что у нас нет убийц, которые могли бы добраться до него даже в Сент-Канире?
Почти уверен, что это уже пытались сделать, — язвительно подумал Стар-Райзинг. — Тем не менее, убийце немного сложно подобраться к человеку, у которого за спиной несколько сотен фанатично преданных ветеранов. И много больше власти!
— Понимаю, почему вы расстроены, милорд, — сказал третий придворный. Стар-Райзинг не мог вспомнить его имени, но этот парень каким-то образом имел отношение к штату великого герцога Норт-Уинд-Блоуинг. — И глубоко сочувствую вашим потерям. Но империя огромна, и всегда были какие-то… неудачные случаи восстания, даже без каких-либо внешних подстрекателей. Это просто факт жизни, и мы все научились с ним справляться. Согласен, что давно пора что-то предпринять в отношении Рейнбоу-Уотерса, но не похоже, чтобы эти разрозненные инциденты представляли какую-то серьезную угрозу.
Несколько других голосов пробормотали в знак согласия. Как отметил Стар-Райзинг, в них чувствовалась определенная неуверенность.
— Ну, мне не нравится то, что только что случилось с капитаном конницы Ньянгжи, — пробормотал кто-то еще. — Это было менее чем в пятидесяти милях от столицы, ради Чихиро!