— Дейвин, тебе было всего семь, когда он умер. Конечно, ты не помнишь его так ясно, как хотелось бы! Хотя я сама никогда даже не встречалась со своим отцом. У меня вообще нет никаких воспоминаний о нем. Или о моей матери, на самом деле. — Он быстро взглянул на нее, и она покачала головой. — Сожалею об этом, но это не значит, что у меня не было дяди Хоуила и тети Мэтилды! Технически я могу быть сиротой, но поверь мне, у меня есть родители. Тем не менее, возможно, это дает мне немного больше понимания. Помню, как сильно я завидовала вам с Айрис, что вы, по крайней мере, знали своего отца, и знаю, что ее воспоминания о нем должны быть сильнее, чем твои. Но одну вещь ты, очевидно, помнил, это то, что он любил тебя, а ты любил его. Может быть, для других людей он был князем, а может быть, для других он был кровожадным тираном, но для тебя он был твоим отцом. И у тебя никогда не было шанса вырасти вместе с ним или узнать его получше. Если уж на то пошло, у вас никогда не было возможности узнать, было ли то, что все остальные говорят о нем, единственной правдой в его жизни. Или чтобы защитить его, если это было не так.
Его пристальный взгляд встретился с ее, и она снова покачала головой, более мягко.
— Дейвин, как он мог не чувствовать, что они нападают на него, когда он даже не здесь, чтобы защитить себя? И как ты мог не чувствовать, что это нападение на любящего отца, которого ты знал, а не на князя-завоевателя, которого они знали?
— Возможно, ты права насчет этого, — медленно сказал он. — Во всяком случае, в этом определенно есть доля правды. — Он пристально посмотрел на нее еще мгновение, затем встряхнулся и внезапно улыбнулся. — Это одна из вещей, которым тебя учили в колледже?
— Хочу, чтобы вы знали, ваше высочество, — сказала она ему, задрав нос, — что я изучала в колледже геологию и химию. Мое глубокое и тонкое понимание человеческой природы является результатом исключительно остроты моей наблюдательности и силы моего собственного интеллекта.
— Боже мой, ты выложила все это без единой улыбки! Я в благоговейном страхе.
— И хорошо, что ты должен быть таким, — сказала она ему со смехом.
Он рассмеялся вместе с ней, но в его взгляде было что-то странное, как будто он никогда по-настоящему не видел ее раньше. Острие, которое, несмотря на всю ее концентрированную наблюдательность, прошло мимо нее незамеченным.
— Я почти уверена, что они уже будут накрывать на ужин, — продолжила она, все еще держа его за предплечье и подталкивая его обратно к каменным столам в центре террасы. — Давай! Я умираю с голоду — пойдем украдем несколько «образцов» жареного ящера!
ИЮНЬ, Год Божий 913
I
— Тэнгвин, тебе нужно отдохнуть.
Голос Яншвин Сингпу был достаточно тихим, чтобы никто другой не услышал его на фоне стонов, но ее глаза были темными на глубоко встревоженном лице, когда она смотрела на своего мужа.
— Я не могу. Пока нет, — сказал он.
— Ты должен! — сказала она более яростно. — Сколько пользы ты принесешь кому-нибудь из нас, если упадешь в обморок?!
— Не собираюсь падать в обморок. — Он изобразил улыбку. — Во время джихада я был намного более уставшим, чем сейчас.
— Сомневаюсь в этом, — решительно сказала она. — А когда ты был более уставшим, чем раньше, ты тоже был ранен? — Ее тон был еще более льстивым. — И ты был главнокомандующим?
Он начал быстро отвечать, затем заставил себя остановиться, когда ее глаза не дали ему солгать об этом.
— Нет, — признался он наконец. — Но это только делает для меня еще более важным быть здесь. Это мои мальчики, Яншвин! Я тот, из-за кого они пострадали!
— Для умного человека ты можешь быть действительно глупым — ты это знаешь?! — огрызнулась она. — Из-за тебя никто не пострадал, а без тебя погибло бы гораздо больше людей! Теперь я устала спорить. — Она посмотрела на него очень, очень спокойно. — Ты собираешься отдохнуть, и Миян и отец Ингшвэн оба согласны со мной в этом. Последнее, что кому-либо из нас нужно, это чтобы ты упал в обморок, и не говори мне, как ты устал во время джихада!
Он посмотрел на нее, затем отвернулся, глядя на огромный сарай, где они вместе танцевали тот первый танец. Тюки сена исчезли, и все помещение превратили в больницу. На этом этаже было более четырехсот человек, каждый из них был ранен, и каждый из них был ранен под его командованием.