— Рэфейл и Маряно правы, генерал, — сказал Гастав Фейфир. — Все мои репортеры согласны с тем, что все еще есть много избирателей, которые признают необходимость перемен.
Фирнандиз кивнул, хотя был уверен, что Фейфир скрывает то, что на самом деле сказали его репортеры. Хотя вполне возможно, что он честно не осознавал, что делает это. Его газета «Сиддар Сити Сентинел», одна из крупнейших столичных газет, была неофициальным органом оппозиции по причинам, которые, как наивно полагал Фейфир, были принципиальными. Фирнандиз был готов признать, что этот принцип сыграл определенную роль в политических взглядах Гастава Фейфира, но смерть Филипа Фейфира, единственного сына Гастава, при отступлении к Сирэйбору через ущелье Силман была не менее важной. Гастав так и не простил Чарис за то, что он «спровоцировал» джихад, в результате которого погиб Филип, и не собирался прощать человека, который в то время командовал ротой Филипа.
Челюсть Хиджинса сжалась при упоминании жертв военного времени, и он отрывисто кивнул Олсину. Интересно, — подумал Фирнандиз, — что Олсин не упомянул о том, как депрессивная экономика на Западе сыграла на руку его собственным союзникам в западном синдикате. Или о том, как усердно они работали, чтобы удержать эту экономику в депрессии — и всех этих фермеров без работы, — в то время как они скупали все, что попадалось на глаза. Он также не прокомментировал, как состояние этой экономики уменьшило число избирателей, которые соответствовали имущественным требованиям для получения избирательного права, или как это дало их собственной политической машине еще более крепкую хватку на власти.
И еще интереснее было то, что все эти связи, казалось, проходили мимо Хиджинса, несмотря — или, возможно, даже благодаря — его губернаторскому сроку. Конечно, они старались держать свои махинации как можно дальше от посторонних глаз, но этот человек был губернатором. Так что он либо был еще более слеп, чем думал Фирнандиз, либо…
— Выступая как член делового сообщества, — сказал он с серьезным выражением лица, — я должен сказать, что в том, что все только что сказали, есть много правды, генерал. И, в конце концов, люди, которых Миллир и Эшфирд сейчас обманывают, поймут, что вы были правы, предупреждая их о марионеточных нитях Чариса с самого начала. Я просто молюсь Лэнгхорну, чтобы они не поняли это слишком поздно!
— Вот именно! — Фейфир уловил намек так быстро, как будто они его отрепетировали. — Совершенно верно, генерал. И если вы выйдете из кампании еще до того, как она полностью начнется, единственный голос, который, скорее всего, разоблачит махинации Кэйлеба и Шарлиэн в республике, замолчит. Мои редакционные страницы будут продолжать борьбу, несмотря ни на что, но нельзя отрицать, что ваш голос и ваш послужной список — как во время джихада, так и во время смуты — являются истинным объединяющим фактором для тех из нас, кто полон решимости помешать… ошибочной политике Миллира.
— Я не знаю… — сказал Хиджинс.
— Генерал, — серьезно сказал Фирнандиз, — знаю, что мы просим от вас многого, особенно после того, как вы уже отдали республике четыре года в Тарике. Лэнгхорн знает, что я сам не создан для политической карьеры! — Он покачал головой. — Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем держаться как можно дальше от этого, насколько это возможно. В сутках всего двадцать шесть часов, а у меня более чем достаточно личных забот, чтобы занять кого угодно. Кроме того, при всем моем уважении к Матиу и Стивину, политика, особенно здесь, в столице, — это выгребная яма. Но мне кажется, что слишком много новых избирателей покупаются на ложь, которую им продают Миллир и Эшфирд.
— Трудно винить их, — вставил Фейфир. — Решение Стонара расширить франшизу было ужасной ошибкой! Или, по крайней мере, если он собирался это сделать, ему следовало делать это гораздо более постепенно. Миллир явно воспользовался этим, точно так же, как это сделал Мейдин! Половина этих новых избирателей чувствуют, что они «обязаны» своей лояльностью людям, которые, по их мнению, дали им право голоса. И даже те, кто этого не делает, слишком политически не искушены, чтобы принимать обоснованные решения.
— Гастав прав, — сказал Фирнандиз. — И если мы не остановим эту пагубную гниль сейчас, если у Миллира будет еще пять лет, чтобы продолжать ту же ошибочную политику, мертвая хватка Чариса на нашей экономике может стать нерушимой. Не готов сказать, что вы единственный, кто мог бы остановить это, но я готов сказать, что вы — лучший шанс, который у нас есть, чтобы обратить тенденцию вспять, пока еще есть время.