— И если эти кости выпадут не так, у нас может не быть другого шанса.
III
— И кто, по-вашему, позволил им украсть все, что не было прибито гвоздями?! — потребовал человек в кожаной куртке на платформе. — Кто?! Я скажу вам, кто — это был тот никчемный сукин сын Миллир, вот кто! Сначала он запихивает нам в глотку свой проклятый Шан-вей «центральный банк», а потом подписывает контракт с чертовым Чарисом, чтобы полностью разрушить экономику, которая была просто прекрасной, пока он не начал с ней возиться! А теперь это! Он украл хлеб прямо изо рта ваших детей, люди!
Отвратительный хор ответил ему, когда закипели факелы, проливая свой дымный, кровавый свет на аудиторию, которая заполнила площадь вокруг платформы. На площади Сент-Сесилиа во время выборов всегда собирались большие толпы, но редко такие, как сегодня. И редко когда вместе с дымом факелов в воздухе витала такая ярость.
— И еще кое-что! — крикнул оратор. — Сколько людей головорезы этого мясника Паркейра застрелили прямо здесь, в Сиддар-Сити? Вы думаете, это просто совпадение, что мы приближаемся к выборам, а он и Миллир наводняют столицу войсками?! Пожалуйста!
Ответные крики были громче и уродливее, и он кивнул.
— Вот именно! — сказал он им. — Вот именно! И лучше не становится, друзья. О, нет. Ничуть не лучше! Это будет развиваться как снежный ком, пока не перевернет все на своем пути, и ни у кого во всей гребаной республике не будет горшка, в который можно помочиться. И когда это произойдет, проклятые Шан-вей чарисийцы вмешаются и предложат «спасти» всех нас, скупая каждую чертову вещь в поле зрения за гребаную десятую часть марки! И этот сукин сын Миллир будет держать дверь открытой для них, когда они войдут, а затем поцелует их в задницу, когда они выйдут оттуда со всем, что они смогут запихнуть в свои чертовы карманы.
— Чертовски верно, он так и сделает! — из глубины толпы донесся чей-то крик. — Предлагаю отправиться во дворец протектора и разобраться с его задницей прямо сейчас!
Поднялся громовой крик согласия.
— Да! — крикнул кто-то еще. — И я принесу веревку! И после того, как мы вытащим его никчемную задницу на улицу, мы должны..!
Он оборвал себя на полуслове, когда позади него раздался внезапный стук подкованных железом копыт по булыжникам. Толпа обернулась и увидела конных городских стражников, ведущих своих лошадей по двум улицам, которые выходили на площадь. У них были мрачные лица, у этих стражников, и они были одеты в полное боевое снаряжение, которое было бы трудно отличить от доспехов кирасира. У них были полицейские дубинки, но на этот раз на бедрах у них были револьверы, а у трети из них также были дробовики в седельных ножнах, и их было более пятидесяти.
Толпа, казалось, успокоилась, собралась, но переулок расступился, когда полдюжины стражников двинулись прямо к трибуне оратора. Они достигли его, и большинство из них остались верхом, повернув своих лошадей лицом к толпе, в то время как капитан, командовавший отрядом, спешился и поднялся по лестнице на платформу.
— Что, черт возьми, ты думаешь, ты делаешь? — говоривший зарычал, стараясь говорить достаточно громко, чтобы его услышала толпа.
— Я разгоняю это собрание, — категорично ответил капитан стражи.
— Вы не можете «разогнать» политический митинг! Это противозаконно!
— Могу, когда выступающие на этом митинге начинают подстрекать к насилию.
— Я не сказал ни единого слова, предполагающего насилие в отношении кого-либо!
— Ну, тогда, может быть, ты не слушал, что люди, с которыми ты разговариваешь, говорят тебе в ответ. Я слушал, и это прошло дальше мирной критики. Чертовски долгий путь в прошлое. — Капитан повернулся лицом к толпе. — А теперь разойдитесь, все вы!
— Ни за что, черт возьми! — крикнул кто-то из безопасной анонимности толпы.
— Поверь мне, многие люди, вероятно, пострадают в ближайшее время, если вы этого не сделаете, — предупредил стражник.
— Включая тебя, придурок! — вызывающе крикнул в ответ другой мужчина.
— Не так плохо, как люди, которых ты собираешься втянуть в мир боли своим ртом, друг, — категорично сказал капитан.