Напряженно глянув по сторонам, Химмелькнакер приметил в углу металлическую бочку. Сорвав с нее крышку, он довольно ухмыльнулся. Враг уже поднимался на ноги, но тут профессор обоими руками метнул в него бочку. Самурая оттолкнуло к шкафу, и наружу из-под его корпуса выметнулись язычки пламени. Взмахнув клинком, самурай рассек бочку пополам с такой легкостью, будто она была сделана из фольги, и тут его окатило с ног до головы какой-то жидкостью. Она мгновенно вспыхнула оранжевым пламенем, а затем шкаф взорвался. Во все стороны от его обломков метнулись молнии, и в нос ударило вонью горелой изоляции. Голубыми змеями молнии обвили тело самурая, и оно затряслось в конвульсиях. Спустя пару минут враг наконец затих.
— Фу-у-ух, вроде отбился, — тяжело выдохнул Химмелькнакер, опускаясь на пол. — Какой заводной был ублюдок!
Лайонхарт с трудом поднялся на трясущихся ногах и заковылял к Курту.
— Профессор, вы не ранены?
Обернувшись к аспиранту, Химмелькнакер показал ему оттопыренный большой палец, хотя его туловище выглядело так, будто его ободрал медведь. Увы, он рано радовался. Краем глаза Ричард заметил за спиной руководителя какое-то движение. Приглядевшись, он оцепенел: самурай, приподнявшись на коленях, вытянул руку. Лезвие на ней быстро удлинялось, превращаясь в копье. Широкий замах и…
— Профессор, берегитесь!
Курт вскинулся, но было поздно. Вытянувшееся на десяток ярдов копье пронзило его тело пониже лопатки, выскочив на левой стороне груди. Захрипев, Химмелькнакер ухватился за торчавший из его тела кусок металла и медленно осел на пол. Его глаза закатились, изо рта пошла кровавая пена.
Тем временем самурай встал на ноги, и, пошатываясь, направился к профессору. Его лезвия сократились до прежней длины, и Курт тяжело плюхнулся на пол. Нависнув над Химмелькнакером, враг занес оружие для последнего удара.
— Стой, не тронь его! — в отчаянии завопил Ричард.
Бесполезно! Сталь сверкнула, размазываясь длинной полосой, и голова Химмелькнакера запрыгала по полу. Тело профессора забилось в конвульсиях, рядом с ним стремительно разливался целый пруд из крови. Равнодушно перешагнув через него, самурай направился к Лайонхарту. Жуткие лезвия на его руках превратились обратно в человеческие кисти, но было ясно, что даже ими открутить голову столь же просто, как пробку с бутылки кока-колы. Аспирант, тихо подвывая, ползком пересек зал и забился под какой-то стол в дальнем его конце. Но разве там спрячешься от этого чудища? И вот самурай уже стоял над ним, внимательно осматривая новую жертву. Ричард физически ощущал, как шарят по его телу два лазера, казалось, проникая в каждую клетку.
«Стрелять? — мелькнуло в голове аспиранта. — Но он меня тут же пришибет!» — впрочем, руки тряслись так, что он и соломинки бы ими не удержал.
Самурай присел на корточки и заглянул в глаза Лайонхарту. Эти две алые лампочки легко было принять за колодцы прямиком в ад. Сердце аспиранта заколотилось так, что того гляди, проломит грудную клетку. Очертания зала покачивались, расплывались: может, то слезы потекли? По бедру тоже заструилось что-то горячее.
— Пощади… — проблеял Ричард, когда к нему протянулись металлические лапы.
Каждая фаланга, гладкая и толстая, как поручень в автобусе, зловеще поблескивала. Казалось, эти пальцы сейчас вопьются в трепетную плоть, разрывая ее на мелкие волокна. Но… вместо этого стальные руки легко подхватили Лайонхарта, прижав к бронированной груди, как величайшее сокровище. Самурай выпрямился и зашагал к центру зала, неся Ричарда — мягко, осторожно. Откуда-то издалека доносился рев, свист, топот многих ног, перемежаемый скрежетом и еще одним звуком, похожим на тот, с каким разрывается мякоть нежного плода вроде хурмы или персика. Не обращая на это внимания, самурай нажал какие-то неприметные кнопки на стене, и в полу открылась квадратная дыра. Ее озарило тусклое освещение, и стала видна уходящая вниз лестница. Удерживая аспиранта столь же осторожно, как мать — грудное дитя, самурай начал спускаться по ней.
В тот же миг двери в зал разлетелись вдребезги, и внутрь серым цунами ворвалась орда чудищ. Но прежде, чем они успели что-то предпринять, крышка потайного выхода бесшумно захлопнулась, не оставив в полу даже тончайших щелей.
Стальные когти страха, пережимавшие горло Лайонхарта, постепенно разжались, и это было сродни тому, как когда открываются запоры на шлюзе. Волна противоречивых эмоций захлестнула душу аспиранта. Потрясение от гибели профессора и облегчение оттого, что сам пока еще жив. Гнев на самурая и тут же — иррациональное чувство благодарности ему. На механических ладонях приятно укачивало, но взгляд натыкался на кровь, которой была измазана броневая плита на груди нежданного спасителя, а в нос настойчиво лез запах сырого мяса и горелого пластика. Дик зажмурился, но тут же перед ним закрутился водоворот событий этого дня, и к горлу подступила тошнота, крупная дрожь сотрясла его тело. Лайонхарта замутило, и он понял, что сознание, не способное более выносить происходящего, неумолимо погружалось в вязкую тьму. Сзади раздался приглушенный грохот, похожий на звук обвала. Но не померещился ли он?
Но перед тем как провалиться в забытье, он понял, кого ему напоминала жутковатая маска самурая. Она была карикатурной копией лица одного из охранников из лаборатории в Беркли. Та же квадратная челюсть, те же суровые складки возле рта и массивный, чем-то напоминавший лезвие томагавка нос. Этот верзила не раз цеплялся к Ричарду, но потом аспирант всегда признавал, что его придирки были оправданы. Однажды он даже спас Дику жизнь, запретив проход в один из боксов, через который в тот момент шел мощный поток нейтронов.
Файл 4. 15 ноября 3086 года. Дебри посреди заброшенного сектора
Лифт вынес Кугеля в полуразрушенную будку. Получив ощутимый толчок под зад, робот-шар закатился прямиком в проржавевший стеллаж в углу. От не сильного, в принципе, удара ветхая конструкция с треском обвалилась, похоронив Кугеля под горой коробок и прочего хлама.
— Кха-кха! Убить меня хотите, да? — раскашлялся робот-шар, выбираясь из груды обломков.
Чертова пыль каким-то образом ухитрялась глушить все сенсоры, и, что еще хуже, вызывала головокружение. Словом, потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Кугель потратил его на проверку различных систем. Удивительно, но все было в порядке, даже вмятины и прожженные лучами врагов дыры на боках исчезли. Корпус блестел свежим лаком, батареи и те были заряжены до максимума. Чудеса! Сам он восстановиться не мог, кто же тот доброхот, что его отремонтировал? На лифте он очутился в состоянии, едва ли лучшем, чем непонятные агрегаты, валявшиеся на свалке у родного поселка, а сойдя с него стал как новенький? Поиск по логам событий ничего не дал: записи со всех сенсоров показывали только снег и туман.
Похоже, кому-то было сильно нужно, чтобы он успешно продолжал путь… Робот-шар нервно огляделся, останавливая взгляд на темных углах, но ничего не обнаружил. И все же чувство незримого присутствия кого-то могучего изрядно нервировала. Чтобы отвлечься и попытаться разгадать эту загадку, он принялся в подробностях вспоминать подъем.
Плита несла его по сложной паутине шахт и коридоров, вылетала на открытое пространство, демонстрируя захватывающие дух панорамы. Циклопические сооружения, опоясанные дорогами и мостами, которые все вместе изгибались, заручивались в бесконечные спирали, а порой складывались в нечто вроде исполинских цветов. Нагромождения причудливых механизмов, то мертвых и изъеденных ржавчиной, то издающих мерный гул и пышущих жаром. Целые поля массивных кабелей, идущих неведомо куда и бесконечно ветвящихся. А иногда — целые сектора заброшенных руин, которые тянулись на многие километры.
Сколько длился этот путь? Никто бы не сказал, ведь датчик времени засбоил вместе с остальными детекторами, но точно долго — может быть, часы, а то и целые годы. Или это субъективное ощущение времени играло с мозгом Кугеля? Приходилось ориентироваться на дату внутреннего календаря.