Как бы там ни было, кедровый стланик довольно широко распространен по всей Камчатке и Курильским островам, вплоть до самых южных.
Стланик — сущий источник жизни многих пернатых и четвероногих обитателей Лавового плато. Благороднейший это кустарник. Его непроходимые заросли, дебри укрывают от стужи и снега, от лютой камчатской пурги все живое. Природа придумала своеобразный дом, полный изобилия. Кедровыми орешками питаются все прьгзуны, от мыши и белки до зайца, все обитающие здесь птицы, от кедровки до сойки, куропатки и клеста, и даже такие звери, как медведь, северный олень и соболь лакомятся орешками.
Уже за добрую сотню метров от кедровника путники увидели заячьи следы, потом стали встречаться мелкие крестики лапок куропатки. У самого кедрача вдруг обнаружили совсем свежий след дикого северного оленя.
— Мы, кажется, спасены, командир, — говорит Мурутян, немного отдохнув. — Во всяком случае, нам не угрожает голодная смерть, видишь, сколько зверья тут.
— Ты подсчитал патроны к ружьям? — вместо ответа спросил Житнев.
— Девяносто два патрона.
— Это хорошо. — Помолчав, Житнев продолжал: — Слушай, Ашот, насколько я понимаю наше положение, мы сможем выйти к людям не раньше середины мая, почти через два месяца.
— Раньше, раньше, — решительно возразил Мурутян.
— Давай исходить из худшего варианта. Чем будем кормить наших барышень, Веру и Надежду?
— А для чего мать?
— Ну как ты не понимаешь, разве может Атка прокормить грудью двойню? Да еще в условиях, в которых мы находимся!
— Посильнее будем кормить мать. Отдавать ей все лучшее, что у нас будет. Стрелять куропаток, ловить зайцев. Возможно, добудем оленя…
— Тебе не приходилось пробовать сливки из кедровых орешек?
— Нет, не приходилось.
— Можно делать из них самые натуральные сливки — и по вкусу и по питательности. Значит, задача: пока мы здесь, надо собрать как можно больше орешков. Благо, в прошлом году кедрач хорошо плодоносил. Это раз. Второе: сейчас необходимо точно определить, где мы находимся, и только потом решать, что будем делать дальше. И без всякой суеты.
— Согласен, командир.
— И еще, ты знаешь, что такое снегоступы?
— Знаю. Этакие решетчатые лапти на ногах. Вроде теннисных ракеток.
— Они самые. Надо поделать каждому. Из кедровых прутьев. Тогда нам не так страшен будет рыхлый снег. А сейчас пошли на горку, попробуем определиться по карте, где мы сейчас находимся.
Они разговаривали вполголоса. Атка, Вика и Славик, казалось, спали. Все они лежали с закрытыми глазами, разморенные солнечным мартовским теплом. Славик даже похрапывал. Стоило, однако, Житневу встать, как Славик мгновенно вскочил, сказал бодро:
— Я тоже пойду с вами.
— Отдыхай, — грубовато сказал Мурутян.
— Почему вы мне не доверяете?! — почти истерично крикнул Славик.
— Тише, люди отдыхают, — спокойно осадил его Житнев. — Тебе тоже неплохо бы немного отдохнуть.
— А я не нужен? — доверительно спросил Славик.
— Пока нет. — В голосе Житнева послышалась теплота и добрая усмешка.
— Только честно?!
— Честно.
— Хорошо, буду отдыхать.
Пилоты обогнули заросли кедрового стланика и вышли на гребень увала. Это был, в сущности, отрог, который начинался где-то на восточном склоне Валагинского хребта и, изгибаясь меж распадками, подступал обрывом к самому берегу реки, что бежит из каньона. Идти было тяжело — ноги тонули в снегу по самые колени. Впереди шел Мурутян, след в след ему шагал Житнев.
Перед ними все шире открывалась захватывающая панорама снежных просторов, сине-белых далей дальних, вокруг в самом поднебесье висели сахарные головы вулканов, они напоминали — белые зонтики, подвешенные к небесному своду. Увал, на котором находились пилоты, был одним из множества отрогов Валагинского хребта, разделенных долинами. Все они спускались к речке, что вырвалась из каньона. Правобережный обрыв каньона заканчивался впереди километрах в полутора. Дальше речка шла по извилистой широкой долине и терялась в белизне плато.
— Стоп, Ашот, — сказал Житнев и остановился. — Все ясно. — Он открыл планшет, развернул карту. — Иди сюда, — позвал он второго пилота, присаживаясь на мягкий снег. — Видишь? — Он указал на восток, где за равнинной полосой плато все было сине. То был Тихий океан. — Теперь посмотри вон туда, — он указал на запад, где на синем экране неба четко вырисовывалась ломаная линия гор — Валагинский хребет. — А ну-ка, определись.
Мурутян долго рассматривал карту, потам мельком бросил взгляд на Валагинский хребет, пристально поглядел на плато, где оно сливалось с темной синью Тихого океана и сказал: