— Это пожалуйста. Хотя собакам и будет трудно…
— А если людям трудно — тебя это касается?! — вскипел Мурутян.
— Не кричи, Ашот, — спокойно сказал Житнев.
— Нельзя же быть таким эгоистом! — не унимался второй пилот.
— У меня отец умер, вы это понимаете? — окрысился Владик. — Не могу же я бросить его здесь. Что мне скажет мать, когда я приеду без него?
Но как только сказали Атке, что она поедет в одной нарте с покойником, та в ужасе замахала руками.
— Нет-нет, ехать не буду! Мертвый вместе не могу с детками.
— Я не знаю, над чем вы ломаете голову, — вмешалась Вика. — А почему нам не уйти вместе с нартой всем? Упряжка так и так не сможет бежать. На нарту уложим все необходимое имущество и будем продвигаться потихоньку вперед. Зато все вместе, в случае бедствия будем помогать друг другу.
— Ты согласен на это? — спросил Житнев Владика.
— Согласен, — отрешенно ответил он.
Они начали собираться. Стоял утренний морозец, снег уплотнился после пурги так, что на передувах в нем даже не тонули ноги. Самый раз идти, да и собакам легко будет тащить тяжелую нарту.
Вдруг Славик закричал:
— Нарта! Смотрите! — и он показал рукой вниз по течению реки.
На ослепительной белизне снега, примерно в полутора километрах, четко темнела цепочка собачьей упряжки и нарты. Она бежала посредине речной полосы в сторону землянки. Затаив дыхание, все смотрели туда, ожидая ее приближения.
— Боже мой, — тихо проговорила Вика, когда упряжка находилась уже в нескольких сотнях метров, — неужели?
— Что такое, Вика? — заволновался Ашот. — Что-нибудь страшное?
— Да нет, Ашот, — Вика сжала румяные щеки своими детскими ладошками. — Кажется, наши собачки. Неужели папа?!
Упряжка скрылась за взгорком увала, но вскоре появилась из-за бугорка со стороны горячих ключей. Вика как сумасшедшая кинулась ей навстречу, широко раскинув руки, словно крылья, на которых готовилась взлететь.
— Па-а-па! Папочка!
Она почти налетела на упряжку. Вожак, по-видимому, угадал ее, кинулся к ней лапами грудь, принялся облизывать ее лицо, руки.
— Вика, дочка… — Каюр намертво всадил остол в снег впереди нарты, остановил упряжку, истово бросился к Вике. — Дочка, доченька ты моя, жива. — Он прижал ее голову к своей груди, гладил, приговаривал — Милая, жива, о господи, жива.
Все, наблюдавшие эту сцену, на минутку оцепенели. Только собачки ликовали вокруг, запутав шлейки и длинно высунув розовые языки, улыбчиво оскалив морды; каждой хотелось прорваться к каюру и Вике — к их любимым людям.
— Папочка, но откуда ты узнал, что мы здесь? — спрашивала Вика, когда все успокоились.
— Э-э, дочка, история длинная, — оббивая рукавицами снег с унтов, усмехаясь, отвечал Андрей Гаврилович, — потом расскажу. А сейчас давайте быстро разжигать костер. Здравствуйте, дорогие товарищи, — обратился он к стоящим у землянки. — Неделю ищу вас. Не один. Другие ищут. Надо развести костер, чтобы был дым, сообщить. Так договорились мы с товаришком.
Пока мужчины ходили к зарослям кедрача собирать сушняк, Андрей Гаврилович подошел к нарте Подкорытова.
— Что это? — спросил он, указывая на длинную фигуру, укрытую ковриками.
— Мертвый, — сообщила Вика.
— А кто?
— Подкорытова знал?
— А как же!
— Вот он.
— Ах ты, боже мой… Отчего же?
— Завалило снегом.
— Э-э, теперь все ясно. Это вот там? — он показал рукой вниз по течению реки. — Так я же там пережидал пургу. И там разгадал все — оттуда ушла нарта вверх, человеческие следы. Там лежали две мертвые собачки. По этим следам я и догадался, кто-то ушел вверх по реке. По этим соображениям и пошел сюда…
Вика рассказала отцу всю историю спасения Подкорытова.
— Да-а. — Андрей Гаврилович присел на нарту у ног покойника. — Жил лихо и помер лихо. Хваткий был мужик. Бывали с ним в крутых переделках. Похуже вчерашней пурги. Стойкий был мужчина.
Он прервался на минутку — мужчины с треском и шумом тащили сушняк со стороны кедрового стланика.
— Ну так вот, о самом главном, — продолжал он, закуривая сигарету. — Колодяжный тут. Тоже в поиске, — сообщил камчадал.
— Никита?! — Вика посмотрела на отца широко открытыми глазами.
— А то кто же!
Пока разжигали костер, Андрей Гаврилович дал собачкам по половине сушеной горбуши, достал из нарты мешок с олениной.
— Поди у вас с едой плохо? — спросил он дочку.
— Да нет, папа, — Вика показала на землянку. — Подкорытов набраконьерствовал…
— Э-э. Это он может. Выходит, за это и поплатился. Ишь ты, какого баранчика подвалил.