Между тем старый медведь, хорошо отдохнув под черемухой, полез в речку. Он вдоволь набарахтался в воде — купаться он любил, — потом вылез и, отряхнувшись, стал бродить по берегу. Очень скоро он отыскал вчерашний след семейства медведицы и отправился по нему.
ЧЕЛОВЕК
Судя по тому, как устраивался бивак на Черемуховой релке, люди собирались прожить здесь не один день. На самой горбине релки, там, где сплошную вереницу старых черемух рассекает сквозной коридор, забелела большая палатка. Мощные кроны старых деревьев хорошо укрывали ее от солнца и дождя. Рядом — очаг, вырытый в земле и укрытый от дождя навесом из бересты, неподалеку под кроной черемух — землянка для хранения продовольствия.
Черемуховая релка представляет собой узкую, длинную возвышенность, начинающуюся возле устья Барсучьего ключа и протянувшуюся, километра на полтора вдоль правого берега Моховки вниз по течению. По гребню ее тянутся заросли черемухи, дикой яблони и боярышника, — значит, релка не затопляется во время паводков. По другую, северную, сторону релки протянулся неширокий залив, по-видимому, старица, оставшаяся от прежнего русла Барсучьего ключа. Теперь старица заросла рогозом, стрелолистом и кувшинками.
На противоположном берегу старицы возвышается пятиметровый глинистый обрыв, а над ним — стена дремучих лесных дебрей. Здесь начинается равнина километра в три шириной и около десяти километров в длину, лежащая между поймой Моховки и подножием Горбатого хребта и сплошь заросшая старым кедрово-шираколиствемньш лесом с густым двухъярусным подлеском. Это и есть Моховая падь. Экспедиция намеренно поселилась в стороне от нее: людям не хотелось нарушать покой обитателей Моховой пади.
С восходом солнца бивак ожил. Из палатки вышел рослый бородач. Его рыжая от солнца, дождей и непогоды шляпа с изогнутыми полями, яловые бродни-ичиги (свободные сапоги на мягкой подошве), перевязанные у щиколоток и колен ремешками, кожаная потрескавшаяся куртка — все говорило о том, что этот человек немало побродил на своем веку. Это был Корней Гаврилович. Утро стояло тихое, росное, прохладное. Солнце еще не выглянуло из-за отрогов Горбатого хребта, но его сияние уже позолотило верхнюю кромку гор; веер розовых лучей развернулся по всему восточному краю неба.
Первым, как всегда, встречал солнце Белохвостый Клек. Вот он взмыл с макушки сухостойника и круг за кругом стал набирать высоту. И вдруг вспыхнул золотом — попал в солнечные лучи! Он явно наслаждался своей привольной купелью, величаво парил большими кругами над Моховой падью, время от времени оглашая просторы боевым клекотом.
— Ну, как погода, Корней Гаврилович? — Это из палатки вышел Кузьмич.
Бударин указал на орлана:
— Как купается, а? Значит, будет нынче хорошая погода.
— Да, чуть он вчера не угодил под винт вертолета, — мягко и тихо заметил Кузьмич. — Не иначе гнездо где-то.
— Хозяин осматривает владения. Орлица-то, видно, в гнезде, скоро птенцов выведет.
Они помолчали, любуясь красотой утра. Из-за среднего отрога показался слепящий край солнца. Приветствуя его лучи, неподалеку в черемухах затенькали синицы, им из тайги ответили дрозды, а где-то затараторили кедровки. Вскоре гомонила уже вся тайга.
— Однако надо бы на ушицу поймать рыбешки, — предложил Кузьмич.
— Мысль дельная, — согласился Корней Гаврилович. — Буди ребят, пусть попробуют бросить спиннинги. А я пройдусь, посмотрю релку.
Ничто не ускользало от опытного глаза старого натуралиста, пока он неслышно шагал в своих мягких броднях вдоль релки. Вот со свистом шмыгнул по стволу черемухи бурундук. Он уселся на ближней ветке и, подрагивая вздыбленным хвостиком, уставился черными бусинками глаз на незнакомое существо. Щеки его были вздуты, значит, собирал на земле прошлогодние семена трав. Корней Гаврилович медленно двинулся к нему. Бурундук тотчас же выплюнул содержимое защечных мешочков, озорно свистнул и пулей полетел по веткам к вершине черемухи.
Там, где кончалась старица, между релкой и подножием Мышиного склона протянулась широкая луговина, заросшая старым, высоким вейником. Она тянулась почти до самого распадка, из которого бежал Барсучий ключ. Бударин уже хотел пересечь ее, как увидел стремительную серую птицу, которая по-ястребиному носилась зигзагами над самыми макушками прошлогодних трав. Только внимательно приглядевшись, натуралист угадал в ней кукушку. Он замер на месте и, догадываясь, в чем дело, стал наблюдать за ее проделками. Не прошло и минуты, как из зарослей вылетела птаха и тотчас же снова исчезла в траве. Кукушка сделала крутой вираж над тем местом, откуда выпорхнула птица, и, покружив несколько секунд, опустилась в заросли вейника.