Корней Гаврилович улыбнулся в бороду, произнес про себя: «Ах, чертовка, все-таки выкурила». Он не спускал глаз с того места, где скрылась кукушка, примечая каждую былинку. Минут через десять кукушка снова взлетела и направилась в сторону леса. Вскоре оттуда донеслось: «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!»
Стараясь не потерять из вида место, где она взлетела, Бударин побрел туда. Он осторожно разгреб густые заросли высокого, в рост человека, вейника. Вот и примеченные метелки. Так и есть — гнездо трясогузки, и в нем четыре пестреньких яичка. Одно из них лишь чуть-чуть отличается от остальных величиной: его снесла кукушка.
Корней Гаврилович долго рассматривал это яичко, удивляясь сходству. Как это кукушка умудряется подбирать гнезда тех птиц, которые несут яйца, похожие на ее собственные? И весит ее яйцо не больше трех-четырех граммов, а ведь по размерам и весу кукушка раза в три превосходит трясогузку.
Натуралист связал в пучок несколько пригнутых макушек вейника, как вдруг заметил промелькнувшую тень. Он замер на месте, весь превратившись в зрение и слух. Вскоре он разглядел, как качаются метелки на лугу: похоже, там кто-то бежал. Но вот над ними птицей промелькнула кабарга, видимо, перемахнула колдобину. Что бы это значило? Корней Гаврилович осторожно зашагал туда, где впервые увидел тень кабарожки. Что она делала здесь: паслась или отлеживалась? И то и другое можно определить по поедям — обкусанным макушкам растений и по вмятине в траве — лежке.
Вот это место. О, да тут не просто проследок, а настоящая тропинка в густой траве. А вон и маленькая проталинка в самой гуще. Что там, лежка? Корней Гаврилович, стараясь не делать резких движений, заглянул в прогалинку. Так и есть, лежка, а в глубине белые крапинки. Да это же кабаржонок. Он весь прильнул к земле, длинно вытянув шею, а шерстка его слилась своей бурой окраской с цветом прошлогодней травы. Да он не один, за ним виден другой и точно в такой же позе. Велик был соблазн подойти к этим милым крошкам, погладить, разглядеть их. Но этого делать не следовало: запах Человека, оставленный прикосновением руки, может отпугнуть кабаргу, и она потом уведет детенышей с этого места. А Бударину очень важно пронаблюдать, когда и как приходит к ним мать, чтобы покормить.
Корней Гаврилович связал в пучок несколько метелок вейника, как и возле гнезда трясогузки, и неслышно ушел к релке. Отсюда он снова оглядел луговину, убедился, что отметка хорошо видна, и продолжал знакомиться с местностью. Так он дошел до верхнего конца редки и очутился возле устья Барсучьего ключа. Местность здесь оказалась на редкость живописной. Правый берег Моховки, начиная от Мышиного склона, полого поднимался и переходил в столообразное плато, тянувшееся вдоль луговины. У верхнего основания релки его рассекал довольно широкий распадок, по дну которого с шумом и пенистыми перепадами бежала неширокая речушка, вливавшаяся в Моховку. Это и был Барсучий ключ. Склоны распадка поросли густым широколиственным разнолесьем, оплетенным актинидией и лимонником. Распадок полнился сейчас птичьим гомоном. В небе кружил одинокий коршун.
За устьем ключа начинались скалистые отвесные обрывы, ниспадающие прямо в Моховку. Над ними в воздухе сшибались черные вороны — это развлекалась на утренней разминке разбойная семейка старого Карра.
Близ устья Барсучьего ключа заросли черемухи, тянувшиеся по горбине редки, обрывались. Местность тут понижалась, покрывавший ее густой молодой тальник стоял барьером между руслом Моховки и луговиной. Берег Моховки вдоль релки галечный, у тальника он становился песчаным. Корней Гаврилович решил пройти по нему до устья ключа. Не успел он ступить на песок, как справа, там, где кончились заросли черемухи, сорвался с дерева нарядный, как гусар, самец уточки мандаринки.
Не часта увидишь эту интересную птицу с черно-желтыми, синими и лиловыми перьями. На Дальнем Востоке ее называют еще дуплянкой, потому что она гнездится и выводит птенцов в дуплах деревьев, растущих вблизи речных плесов с тихими заводями. Еще не оперившихся птенцов-пуховичков мама начинает всячески выманивать наружу. Птенцы вылезают из дупла и шлепаются на землю, иногда с немалой высоты, но густой и длинный пух смягчает удар. После этого уточки-родители и выводок уже не покидают воды, пока детеныши не поднимутся на крыло. Потом семья обычно пасется в лесу: ловит насекомых, собирает семена, но особенно эти птицы любят желуди: на них мандаринки жируют перед осенним отлетом на юг. Самец и самочка мандаринки очень дружны и в Китае считаются символом супружеской верности.