Уже через неделю поросята сделались настолько любопытными, что того и гляди разбегутся и попадут в лапы хищников. Кстати, к этому времени выводок уже недосчитывался двух поросят. Одного унесла рысь Фура, а другого украла отшельница Эдуни! Эта угрюмая притвора умела великолепно затаиваться и прикидываться мертвой, и не только в минуты опасности, но и на охоте. Надоедят улитки и лягушки, слизняки и мыши, и Эдуни начинает поиски птичьих гнезд, лежек зайчихи с выводком, мелких детенышей копытных.
Через две недели Хара перекочевала с выводком на склон Горбатого хребта, в заросли дубняка. Скоро туда перебрались и другие многодетные семьи. Своим шумом и визгом поросята выдавали место выпаса стада, и из-за этого секачи, особенно такие умудренные, как Ухуру, старались держаться подальше от суматошной Большой семьи и паслись в одиночестве. Вся забота о сохранении детенышей ложилась только на матерей. Потому-то мудрейшая в стаде старая Хара и стала вожаком Большой семьи.
Но что она может сделать безоружная, ведь у нее нет таких клыков, как у Ухуру! А хищники уже тут как тут. Первыми пронюхали о появлении Большой семьи в зарослях дубняка росомахи Буга и Уга. Они устраивали засады где-нибудь поблизости и поджидали добычу.
Но росомахи держали ухо востро; не ровен час, появится сам Великий пастух Большой семьи, владыка Моховой пади Амба-Дарла. Его приближение выдавали не только легкие шорохи, но и специфический запах, который росомахи улавливали при попутном ветре за добрую сотню метров. Во время таких визитов Буга и Уга потихоньку убирались подальше. В эту пору найти пропитание не составляло большого труда: детеныши вывелись не только у Большой семьи.
Если спуститься на дно какой-нибудь долинки, особенно вблизи кедрача, то попадешь в места выпаса изюбров. У них тоже сейчас детеныши. Прислушайся в тихие сумерки, когда каждый шорох слышен за сотни метров, и до тебя долетит короткий жалобный крик, похожий на телячье мычание. Это изюбренок, затаившийся где-то между старых колодин на мягкой постельке из лесной, ветоши, зовет мать. Буга и Уга не торопятся туда сломя голову, они ждут, когда щелкнет где-нибудь копыто по валуну. Потом услышат, как зачмокали губы у соска: значит, мать подошла. Тогда и надо красться, наверняка выйдешь безошибочно на добычу по свежему запаху парного молока.
А хочешь поймать зайчонка, иди в светлые березняки, на какой-нибудь увал — отрог Горбатого хребта. Там любимое место самок зайца-беляка, когда они начинают котиться. Их шубки, белые даже летом, почти незаметны среди березовых стволов, а серые шубки детенышей отлично сливаются с прошлогодней травой и листьями, ставшими теперь мягкой ветошью. Но это вовсе не препятствие для пронырливых детоубийц. У них дьявольски развиты слух и обоняние, они необычайно осторожны и прекрасно ориентируются в дебрях в любое время суток; вот почему так привольно живется им в весеннюю и летнюю пору, когда обитатели тайги приносят детенышей.
Так же привольно живет в эту пору и разбойная семейка прожорливой хищницы куницы Харзы. Она, как и росомаха, пожирает чужих детенышей, даже детенышей копытных животных. Но у Харзы есть преимущество перед Бугой и Угой: она отлично лазит по деревьям.
Искусство прятаться и маскироваться у зверей и птиц достигает весной и летом наивысшего совершенства. И это вполне понятно: звери заботятся о сохранении потомства. В апреле — мае им обзавелись почти все четвероногие. С каждой неделей потомство становится все более прожорливым, требует все больше еды. А между тем у соболя, колонка, куницы, енотовидной собаки, рыси да и других все заботы о пропитании потомства ложатся только на самку. От нее в эту пору требуются невероятная активность и ловкость, вот и рыскает она день и ночь по зарослям в поисках еды для себя и детенышей. Она ничем не брезгует, будь то птица, грызун или земноводное, — все становится ее добычей. Меню соболя, например, включает тридцать пять блюд, в том числе растительных.