Выбрать главу

Юрий Квашнин был прав, утверждая, что видел тигра. Через несколько дней Кузьмич сам убедился, что в Моховой пади обитает тигр.

Двигаясь по следам Серых разбойников, через два дня после описанных событий в Моховую падь пожаловала давняя подруга Амба-Дарлы тигрица Мяуа. Она быстро нашла след тигра и на рассвете объявилась у самого его логовища возле Барсучьего ключа. Амба-Дарла заслышал знакомые шаги, когда Мяуа была метрах в ста от него.

Уссурийский тигр ведет, как правило, одинокий образ жизни, руководствуясь, должно быть, простой мудростью: одному больше достанется. Но приходит пора, когда он испытывает потребность в брачном свидании. Трудно сказать, случайно или преднамеренно происходят такие свидания. Во всяком случае они бывают тогда, когда возникает необходимость в них.

О своем появлении Мяуа предупредила Амба-Дарлу тихим и коротким «мур-рау». Амба-Дарла тотчас же вскочил и подбежал к ней. Они долго обнюхивали друг друга и тихонько фыркали.

Конечно же, они о чем-то разговаривали в эту минуту. Но о чем? Может быть, Мяуа поведала другу печальную историю, которая произошла с ней минувшей зимой?

А случилось вот что. Мяуа с двумя почти годовалыми детенышами была Великим пастухом у кабаньего стада, что паслось в долине реки Катэн. Однажды она обучала тигрят охоте на подсвинков. Устроив вместе с детенышами засаду на пути, по которому двигались кабаны, она вместе с ними набросилась на крупного подсвинка и мгновенно сбила его лапой с ног. Пока тигрята расправлялись с ним, она погналась за вторым, быстро нагнала его и задавила. Не успела семья закончить трапезу, как Мяуа услышала человеческие голоса, а затем лай собак. А вот и они сами — целая свора. Они мчались прямо на тигрят. Мяуа бросилась на выручку, но неподалеку сверкнул Огонь и раздался ужасный треск. Ничего подобного она никогда не слышала; в ушах у нее поднялся звон. Мяуа так перепугалась, что забыла о малышах и стала убегать. Позади нее снова несколько раз треснуло. Теперь она убегала уже без оглядки, а треск позади все повторялся и повторялся.

Только поздней ночью, когда в тайге стыла глухая, морозная тишина, Мяуа неслышно прокралась к тому месту, где оставила детенышей. Снег повсюду здесь был изрыт, истоптан, в нем еще сохранились родные запахи тигрят, перемешанные с другими, непонятными, а потому пугающими. Это была не первая встреча тигрицы с такими запахами. Мяуа знала, что принадлежат они самым опасным ее врагам — Человеку и собакам.

Долго вела Мяуа их след. Она вынюхивала следы тигрят, но не находила. Наконец уловила. Две небольшие вмятины в снегу. Это в них остался запах. И снова неслышно ступает она по страшному следу. Вот он стал спускаться по откосу сопки к реке. Поворот за выступом, и Мяуа замерла: впереди большой красный глаз — Огонь. Нет, она не пойдет дальше. До сих пор ее еще колотила дрожь страха. Она вернулась к месту, где оставила детенышей, и трое суток пролежала там, раскопав в снегу логовище. Она дышала запахами детенышей, пока обоняние улавливало их.

…Мяуа пробыла в гостях у Амба-Дарлы недолго. Уже в первый вечер она обнаружила костер и Человека на Черемуховой релке. Знакомое чувство страха снова нахлынуло на нее. Как ни старался Амба-Дарла сделать вид, что никакая опасность не угрожает им, Мяуа через двое суток покинула Моховую падь. Амба-Дарла остался в своем логовище. Ему не хотелось расставаться с богатыми владениями. Тем более что он знал по опыту: рано или поздно, а Человек все равно уйдет отсюда.

ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ЧФЫ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

В середине июня, раньше обычного, потомство овдовевшего Чфы начало самостоятельно добывать себе пропитание. Быстро подрастая и становясь все прожорливее, барсучата настолько изголодались на скудных приношениях измученного родителя, что у самых слабосильных остались кожа да кости.

И вот, совсем еще несмышленыши, барсучата стали с каждым днем все дальше уходить от норы. Они набрасывались на каждую бабочку, на жуков, выкапывали съедобные корни, клубни, а попутно и земляных червей, снимали со стеблей улиток, ели зелень. За великое счастье почиталось поймать лягушку или мышь.