За эту беспокойную ночь она так вымоталась, что, едва положив в постельку последнего щенка, сама свернулась в клубочек и крепко уснула. Она не чувствовала ни голода, ни боли в стертых до крови лапках.
Нелегкое это дело для зверька — приспособление к новому месту. Свире еще многое пришлось испытать, прежде чем она окончательно освоилась в Моховой пади.
Истинным бедствием был для нее ливень. Правда, за несколько дней до него она уже прокопала нору под воду, а вход в лабиринт под земляной глыбой тщательно заделала. Но логовище оказалось ниже уровня, на который поднялась вода, когда Моховка вышла из берегов. Это случилось под утро, Свира и детеныши крепко спали. Разбуженная подступающей водой — постель стала намокать — Свира растерялась. Детенышам шла только третья неделя, у них глаза откроются не раньше, чем через полторы недели, и они пока совсем не приспособлены к обитанию в воде. Инстинкт подсказал решение. Свира изо всех сил принялась раскапывать ход наклонно вверх. Вскоре она пробилась наружу как раз у верхней кромки глыбы, где она краем упирается в глиняное обнажение, оставшееся после оползня.
Где же укрыть детенышей?
Пока она трудилась, вода полностью затопила логовище; щенята сами выползли в сухую часть норы, они пищали, дрожали, лезли один на другого, соскальзывали снова в воду. Тем временем Свира выискивала подходящее убежище. Вскоре она нашла новую глыбу земли с корнем. Это было основание выворотня старой липы, которая сползла когда-то сверху и теперь росла на новом месте. Снизу под глыбой образовалась просторная ниша. В ней слегка припахивало енотовидной собакой, — по-видимому, Эдуни иногда отсиживалась здесь. Сюда и перетащила Свира на время свое потомство.
Не мешкая, она принялась копать новую нору. Делала она ее, по своему обыкновению, не очень глубокой и к полудню управилась. Лесная ветошь была мокрой от дождя, и Свира соорудила пастель из того, что оказалось в нише, — из мелких корней и сухих остатков прошлогодней травы, сухих листьев, сбитых когда-то ветром.
Но и здесь она не нашла покоя. Уже в первую ночь она почувствовала сильный зуд. Не спали и детеныши — все время ворочались, пищали. Что за напасть? Скоро Свира обнаружила причину зуда. Блохи. Они остались здесь от Эдуни и сейчас атаковали ее семью. Все свободное время Свира ловила и выкусывала этих зловредных насекомых.
В конце концов пришлось выселиться и из этого убежища. После тщательных поисков она нашла себе новое место на Черемуховой релке под корнями старой черемухи, неподалеку от бивака натуралистов. Людей она не опасалась: привыкла к ним за полтора месяца, пока жила в клетке-ловушке. В новом убежище она благополучно и вырастила своих детенышей.
МЕЖДОУСОБИЦЫ В ОДНОМ СЕМЕЙСТВЕ
В Моховой пади, как мы уже знаем, обитали многие представители семейства куньих: куница Харза и соболь Б, рок, выдра Ласа и росомаха Уга, барсук Чфы и колонок Черр, а теперь вот появилась и норка Свира. Но в семье, как говорят, не без урода, и поэтому ладу в ней никогда и никакого не было.
Между прочим, любопытно, что только куница Харза и росомахи жили семьями и семьями же охотились, тогда как все остальные вели преимущественно одиночный образ жизни. Чфы не в счет, потому что он семьей не охотился, кровожадностью не отличался и не приносил никому вреда.
По характеру питания и условиям охоты относительно близки друг к другу соболь, колонок и куница. Поэтому они и оказались теперь рядом в кедрово-широколиственном лесу с кустарниковым подлеском и буреломами, с резко пересеченным рельефом и с обилием ключей, вблизи речки. Объекты охоты у них тоже одни и те же: мышевидные грызуны, бурундуки, белки, зайцы, многие виды пернатых — от мелких птах до таежных красавцев глухаря и рябчика. Харза, кроме того, нападает на молодняк копытных и даже на енотовидную собаку.
Потому и идет между ними вечный спор за охотничьи угодья, потому и раздирают их кровавые междоусобицы и раздоры.
Брок родился и вырос в Моховой пади, неподалеку от устья Барсучьего ключа. Детенышей было четверо, и Брюк был самым первым и самым сильным в выводке. Кормила детенышей мать (соболь-отец не принимает участия в воспитании потомства). Уже в два месяца Брок начал самостоятельно добывать себе корм, а в четыре, к осени, его уже трудно было отличить от взрослого соболя. В августе родительское гнездо под корнями огромной ели уже не вмещало всю семью, и Брок покинул его, чтобы завести собственный дом и собственный охотничий участок.