Теперь, злой на весь свет, но больше всего на соперника, он срывал старые и новые обиды на Черном Царапе.
В Моховой пади Мурге понравилось, и он решил поселиться здесь. Но уже назавтра он напал на какой-то незнакомый запах на траве и повел след. Дело было в поздние сумерки. Вскоре он очутился на Черемуховой релке. Высунувшись из зарослей вейника, Мурга оторопел: впереди колыхался огромный живой красный цветок, а возле него двигались непонятные двуногие существа. Он никогда не видел Человека, никого в тайге не опасался и поэтому сейчас вовсе не испугался, просто ему стало любопытно. Чем дольше бродит зверь по тайге, тем больше у него случается всяческих встреч. Но не каждая встреча обязательно приводит к нападению. Напротив, подавляющее большинство таких встреч кончается мирно даже среди сильнейших — кто-то сворачивает в сторону и уходит. Осторожность и еще раз осторожность — вот чем руководствуется каждый зверь. И если сильный хищник встретится с объектом своей постоянной охоты, добыча постарается заранее ускользнуть.
Мурга сейчас не охотился, он был сыт — только что объел гроздья дикого винограда со старой лианы, опутавшей куст орешника. Просто его заинтересовали непонятные запахи, а теперь вот и этот живой красный цветок, и двуногие существа. Ничего подобного он еще не видел. Он сделал еще несколько шагов вперед, но в эту минуту на него нанесло дым костра, что-то едкое ударило в нос и испугало его. Чихнув несколько раз, Мурга повернул прочь и рысцой убежал с Черемуховой релки.
С той поры он не заглядывал сюда. Больше того, если встречал в тайге незнакомые запахи, что завели его на Черемуховую релку, — запахи Человека, немедленно уходил в сторону.
В первые же дни обитания в Моховой пади он потерял след Черного Царапа, но напал на следы Большой семьи. К середине июля она еще оставалась в дубняке или кедровнике, добирала остатки прошлогоднего урожая желудей и кедровых орешков. Иногда кабаны совершали круговые обходы всей Моховой пади в поисках более разнообразного корма. Паслись они большей частью врассыпную, но отдельные выводки держались на определенном расстоянии друг от друга и на ночь собирались вместе. Лишь старые секачи отшельничали, паслись и бродяжничали поодиночке, потому что могли выдержать бой с любым хищником.
Мурга хорошо знал диких кабанов. Он не раз охотился на них, получил однажды достаточно хороший урок при попытке напасть на секача и теперь был очень осторожен в выборе объекта для охоты. Вот и сейчас обнаружив знакомый запах у нижней границы дубняка, он повел след со всей осторожностью. След вывел Мургу к среднему течению Барсучьего ключа. Вдруг он почуял запах свежей крови. Забыв об осторожности, ринулся вперед через густую заросль дудника и прямо с ходу наткнулся на тушу крупного подсвинка со свежеразорванным и отчасти выеденным боком. Вот это находка! Мурга придавил тушу передними лапами, прилег на живот и с жадностью принялся отрывать куски совсем еще теплого мяса.
А в это время Корней Гаврилович и Сергей Прохоров возвращались с верховьев Барсучьего ключа, где они учитывали кормовые угодья для соболей. День стоял тихий и душный — лес продолжал испарять влагу, принесенную ливнем. Кроны деревьев полнились птичьим гомоном, характерным для середины июля, когда пернатая молодь, поднявшаяся на крыло, учится своим песням и правильному произношению своих птичьих слов.
Натуралисты шли по правобережному гребню-отрогу, отделяющему Моховую падь от долины Барсучьего ключа. Им оставалось пройти какие-нибудь две сотни метров до того места, где Амба-Дарла задавил подсвинка, отогнав его подальше от выпаса Большой семьи, когда тишину леса разорвал рев тигра. Натуралисты замерли на месте. К реву тигра примешался рев медведя. Рычание то захлебывалось, задушевно притихало, то вновь взрывалось яростно, становилось грозным и страшным. Потом рык стал все короче и напряженнее, все чаще захлебывался, делался каким-то булькающим, глухим, замирающим. Наконец, стал доноситься лишь предсмертный хрип, но скоро и он затих. Все это не продолжалось и минуты…
Кто хоть раз слышал рев тигра в тайге, тот никогда не забудет его. В горловом, клокочущем и немного дребезжащем могучем звуке слышна дикая, грозная сила… У человека кровь стынет в жилах, все живое цепенеет, сам лес как бы замирает в ужасе. Кажется, это злой и грозный рок трубит о безраздельном своем могуществе над всем смертным…
Лица натуралистов были бледны.
— Что это, Корней Гаврилович? — спросил шепотом Сергей.
— Какая-то страшная драма… — тихо ответил Бударин, продолжая напряженно вслушиваться. — Не иначе как схватились сами владыки дебрей.