Тем временем изюбры продолжали стоять все в тех же позах, но их бойцовский пыл явно улетучивался. Постояв так еще минут пять, безрогий вяло поплелся к лесу, откуда пришел. Видно, он счел себя побежденным. Гру не преследовал его, как это бывает, когда побежденный начинает отступать и победитель старается отогнать его подальше от своего «гарема». По-видимому, Гру тоже не считал себя победителем, может быть, в голове у него звенело и ему было не до преследования.
В этот день Гру больше не трубил. Некоторое время он еще пасся на луговине вместе с двумя своими подругами, потом погнал их куда-то к устью Барсучьего ключа. На Черемуховой релке больше его не видели.
Рев изюбров не прекращался все время, пока натуралисты оставались на Черемуховой релке. Трудно было установить какую-нибудь закономерность в периодах рева: его можно было услышать и днем, и ночью, чаще всего на утренней и вечерней заре. Прекращался он лишь в пасмурные и дождливые дни. Но стоило показаться днем солнцу, а ночью звездам, как на берегу Моховки начинали перекликаться трубные звуки. Иногда где-нибудь слышалось щелканье рогов, злое, натруженное мычание, потом дробный перестук копыт убегающего побежденного соперника и преследующего его победителя.
А однажды под вечер на той стороне старицы сошлись два безрогих изюбра. По всем правилам боя они нагнули головы, как бы выставив вперед рога, и грозно пошли один на другого. Стукнулись не сильно один раз, другой, потом уперлись лбами, как бараны, стали напирать друг на друга. Лбы соскальзывали, бойцы по инерции срывались вперед, тыкались носами в землю; каждый норовил поддеть противника под бок, но культяпки рогов лишь скользили, не причиняя бойцам вреда. Так они сражались до тех пор, пока окончательно не выбились из сил. Потом долго стояли, часто и тяжело поводя боками, отдышались и мирно, как ни в чем не бывало, разошлись; наверное, повода для драки и не было — поблизости не видно ни одной самки.
После встречи с безрогим противником Гру не принимал с ними боя и отходил в сторону, если встречал слишком агрессивного соперника. К середине сентября он уже собрал себе гарем из семи прекрасных пленниц и теперь был озабочен только тем, чтобы никто не отобрал их у него, чтобы ни одна из них не сбежала к другому. Трубить он почти перестал, драк старался избегать, поэтому уходил подальше от тех мест, где происходят брачные турниры. Теперь он обычно держался выше устья Барсучьего ключа, неподалеку от обрывов — отстоев кабарожки Элхи и бывших владений старого разбойника Карра. В этих местах много галечных откосов, образующих заливы, Моховка изобилует перекатами, и Гру благополучно кочевал со своим гаремом то по правому, то по левому берегу реки.
Но вскоре и здесь появился соперник. Это был крупный нездешний рогач средних лет, в самом расцвете сил. Он пришел сюда из Крутых отрогов. В эту осень там обосновалось целое семейство медведей. Кроме давней подруги Мугу-ллешивого, в урочище поселился молодой, пронырливый медведь. Подрос и пестун, тоже стал почти взрослым медведем. Был еще и почти годовалый медвежонок. С наступлением брачных турниров у изюбров медведи стали сильно досаждать им. Так же, как в свое время Мугу-плешивый, молодой поселенец Крутых отрогов напал на одного из дерущихся самцов изюбров. Тогда в панике разбежался весь гарем пришельца, состоящий из трех оленух. Ему так и не удалось отыскать их. После этого случая стоило рогачу протрубить позывные или ответить грозным ревом на вызов соперника, как тут же слышался шорох: наверное, опять подкрадывался медведь. Пришлось ему кочевать вниз по течению Моховки в поисках счастья.
Первыми следами сородичей, попавшимися на его пути, были следы Гру и его гарема. Если в эту пору изюбры-рогачи вообще чрезвычайно раздражительны, нервно возбуждены и готовы драться с кем попало, то этот кочующий неудачник был сейчас и вовсе бешеным. С его губ падала пена, глаза, налитые кровью, горели гневом и злобой.
И вот его грозный, вызывающий трубный клич уже гремит над Моховкой, отдается среди скал, катится над левобережной поймой речки, куда Гру в этот день увел свой гарем. Конечно, Гру услышал вызов. Он высоко вскинул голову, беспокойно раздул ноздри. Он не ответил на вызов, только грозным взглядом окинул своих красавиц, беспечно пасшихся рядом: смотрите, мол, не вздумайте соблазниться богатырской силой и удалью трубача! Но те, видимо, ни о чем таком не думали и все так же беспечно пощипывали молодые побеги тальника.
Пришелец проревел второй раз, еще громче, еще более вызывающе. Гру снова промолчал и только нервно защелкал передними копытами по галечнику. Может быть, это пощелкивание — у изюбров феноменальный слух! — уловил пришелец, может быть, он принял его за стук копыт устремляющейся к нему на свидание подруги; во всяком случае, он бешено ринулся на этот звук. Будто и не было перед ним потока — он вмиг перемахнул его и грудью врезался в прибрежную чащу тальников. Впереди — протока. Грозный пришелец-рогач перемахнул и ее, только каскад брызг поднялся в воздух. Словно вихрем пробит тоннель в следующей тальниковой уреме, и вот она — открытая галечная ложбина, видно, обсохшая старица, за ней новая стена тальника, а в ее тени…