Однажды в последних числах сентября перед заходом солнца натуралисты, как обычно, возвращались из маршрутов на бивак. Первыми выходили из тайги Корней Гаврилович и Сергей Прохоров. Они только что подошли к берегу старицы, чтобы обогнуть ее, как Корней Гаврилович, вглядываясь в сторону бивака, сказал:
— Смотри, Сережа, по нашей палатке скачут какие-то зверьки.
— Да это же белки! — воскликнул тот. — Но почему их так много?
Выйдя на Черемуховую релку, они увидели множество белок, шныряющих среди крон черемух. Ягод на деревьях давно уже не было, и чего искали зверьки, непонятно. Они скакали с ветки на вешу, бегали по земле, — носились то вверх, то вниз по стволам. Они совсем не пугались людей, даже не обращали на них внимания. Еще больше их оказалось на биваке: около трех десятков насчитал Сергей, пока натуралисты подходили к палатке. Белки копались в кухонных отбросах за очагом, носились по пологу палатки, видимо, искали лазейку, чтобы проникнуть вглубь. Появление людей не испугало их. Они подпускали к себе натуралистов на два-три шага, только не давались в руки. Пришлось сломать ветки и отгонять их от бивака. Но белки все прибывали откуда-то.
— Не иначе как из-за Моховки, — высказал предположение Корней Гаврилович.
Натуралисты пролезли сквозь заросли черемухи и вышли к берегу речки. Распушив хвосты по поверхности воды, множество белок пересекало Моховку, переправляясь с левого на правый берег. Одни уже цеплялись за берег, другие в это время только отчаливали от противоположного.
Белки пересекали Моховку не только возле Черемуховой релки, но и ниже и выше по течению.
Почти часом позже пришли Кузьмич и Юрий Квашнин. Они уже видели белок в лесу.
— Плохая штука, Гаврилыч, — говорил старый охотник. — Кочевая белка пошла. Может, будем отстреливать? Все равно пропащая животина. А?
— Конечно, будем отстреливать.
Тем временем голодная орда кочевников все шире распространялась по Моховой пади.
Первыми их встретили таймень — прожорливый Хап и выдра Ласа. Где бы Хап ни находился, на какой бы глубине ни стоял, его глаза всегда зорко следили за поверхностью воды. В это лето ему особенно везло на добычу. Июльский разлив Моховки после ливня проносил множество дохлых мышей, бурундуков, даже птиц, и Хап едва успевал глотать все, что попадалось на охоте. Потом вода в Моховке сильно спала, и Хану опять повезло: великое множество рыбешек, особенно мальков, очутилось на сравнительно небольшой площади. Не надо было и ходить далеко: стайки рыбешек всегда рядом, иногда у самой пасти.
А теперь вот появились белки. По своему обыкновению; Хап, увидев бурун на поверхности речки, двинулся вслед, чтобы высмотреть, кто там плывет. Маленькие лапки, тонкая тушка — давно знакомый пловец! Хап стремительно кинулся вперед, и тотчас пловца и след простыл. Не успел Хап опуститься на дно, ка: к увидел новый бурун на поверхности воды, потом еще, еще… Наверное, больше десятка зверьков проглотил Хап, а белки все плыли и плыли.
Полакомилась белками и выдра Ласа, а с нею и ее выводок. Детеныши к этому времени подросли настолько, что мало чем отличались от матери. Они уже не помещались в родительских хоромах и между охотничьими прогулками коротали время либо под бахромой прибрежных корней, либо в поисках удобного места для сооружения собственного жилья. Детеныши не сразу стали ловить даровую добычу, вначале они сами пугались белок. Но мать скоро научила их этому искусству: стоило затянуть жертву под воду, цапнув ее за хвост, как она очень скоро прекращала сопротивление. Теперь детеныши сами питались вволю.
Вволю кормились в эти дни орланы и семья коршуна Тини. Их гнезда были завалены добычей. Грозный, который до сих пор время от времени наведывался на бивак за подкормкой, сейчас совсем перестал навещать натуралистов.
Черные дни переживал бурундук, хитрый Пиик. В его дупло то и дело заглядывала какая-нибудь голодная гостья. Иногда кто-нибудь из пришельцев пытался расширить узкий вход в убежище, видимо, чувствуя там запах съестного. Они уже раскопали гнилую древесину сантиметров на десять в глубину, но дальше проникнуть не смогли. Пиик совсем не выходил из норы все это время. Еще в первый день нашествия он сам едва не стал жертвой одной изголодавшейся белки. Она настигла его в гуще кроны, чуть ли не на самой макушке черемухи. Он и раньше сталкивался с белками, разумеется, уступая им дорогу. Обычно они не трогали его. Эта же сразу увязалась за ним. Пиик понесся вниз по стволу, но тут к нему устремилась еще одна белка с соседней черемухи. Он сделал невероятный скачок и спрятался в паутине ветвей соседнего дерева. Все это происходило как раз над его убежищем, и скоро он юркнул в дупло, еле живой от страха.