Чтобы хватило сил дойти без пищи до родного дома, кета заранее, перед последней дорогой, накопила достаточный запас жира и белка. На конечном пункте у нее почти вовсе не остается жира, а белка — всего лишь одна восьмая часть первоначальных запасов, ровно столько, чтобы не умереть от истощения до окончания нереста.
Зубач и Беззубка, как и их собратья, входили в устье Амура красавцами, с чешуей, будто отлитой из чистейшего серебра. Сейчас на них страшно было смотреть: они почернели, словно обуглились, их сплющенные корпусы (а когда-то он был, особенно у Беззубки, совершенно круглым) перепоясали в шесть рядов багрово-кровавые полосы, которые почему-то называются «брачным нарядом». Уж какой там брачный наряд!
К устью Барсучьего ключа из трех тысяч рыб, родившихся здесь, вернулось только полдюжины пар. Остальные погибли в пути или попали в сети рыбаков.
Беззубка, орудуя носом, боками и хвостом, стала готовить грядку: разгребла галечник, выкопала траншею около двух метров длины и до двадцати сантиметров глубины почти на том же самом месте, где был нерестовый бугор, из которого она сама вышла четыре года назад. Зубач тем временем крутился рядом. Он не принимал участия в работе, хотя и не стоял без дела — отгонял себе подобных от грядки. Наконец Беззубка опустилась на дно траншеи, и под ней мгновенно появилась горка оранжевых зерен. В ту же секунду Зубач оказался рядом. Мутно-белое облачко возникло над зернами, окутало их. Беззубка тотчас же принялась заваливать икринки крупным галечником. Тем временем Зубач отгонял роившихся вокруг хариусов и чебачков, их ватаги носились рядом, готовые сожрать посев — зернистую икру.
Так продолжалось несколько дней. На том месте, где была раскопана грядка, теперь вырос длинный галечный бугор высотой до трети метра. Сами рыбы имели теперь ужасный вид — израненные, тощие, черные. Им осталось жить совсем недолго, но до самой последней своей минуты они не уйдут от бугра. Тут и умрут.
Но почему именно бугор? В чем его секрет? Люди давно задумывались над этой загадкой, пытались механически воспроизвести его и вырастить в нем мальков лосося. Икра погибала. И только сравнительно недавно, примерно треть века назад, удалось разгадать тайну нерестового бугра. В нем все удивительно целесообразно и рационально. Три условия необходимы для этого подводного инкубатора. Во-первых, у «изголовья» бугра должен быть родничок. Во-вторых, дно должно быть галечным. И, в третьих, вода не должна промерзать. Нарушение любого из этих условий ведет к гибели икры. Зачем родничок? Чтобы икру все время обмывала чистая вода без каких бы то ни было механических примесей. Любые осадки на икринке вызовут ее гибель. Зачем галечник? Чтобы укрыть икру от хищников и чтобы защитить ее от солнечных лучей, иначе икра «засветится» и погибнет. В галечнике образуются лабиринты пустот. Они будут «детским садом» для будущих мальков. В первые же дни мальки, израсходовав пищевые ресурсы «желточного мешочка» икринки, как бы «пришитой» к животу, должны, выходить из дома на поиски пищи. В это время они совсем еще беспомощны, а кругом враги. В лабиринтах же мальки могут укрыться в случае опасности.
И еще одна удивительная «придумка» природы. Из бугра весной выйдет около трех тысяч мальков. Три тысячи голодных ртов! Пусть они совсем малюсенькие, им требуются мизерные крохи, но ведь их три тысячи! Где же брать еду? Но присмотритесь внимательнее: рядом с бугром лежат трех-четырехкилограммовые тушки размытых водой рыбин. Это сами сеятели подводного поля. Они позаботились не только о рождении потомства, но и о его пропитании, принесли себя в жертву детям. Вот почему они не вернулись в вольные просторы океана, где для них есть все — и пища, и тепло. Да и усилий особых не потребовалось бы — течение само унесет тебя. Но родительский долг превыше собственного благополучия — так у всего живого.
Приход в Моховку нерестовой кеты был сигналом для четвероногих и пернатых хищников Моховой пади. Первыми обнаружили кету выдра Ласа, норка Свира, орланы и коршуны. Ласа хорошо знала этих пришельцев, с их появлением она переставала испытывать недостаток в пище. Обычно она ловила только самок: их икра — лакомство для выдры. Но поймать их не так уж просто. На предпоследнем этапе пути, в Охотском море, лососей непрерывно преследовали нерпы, сивучи, белуха. Поэтому при появлении в воде предметов, схожих очертаниями с нерпой, даже если это только бревно, лососи мгновенно шарахались в сторону. А у выдры есть известное сходство с нерпой. Ласа давно усвоила эту особенность пришельцев, поэтому не кидалась на проходящих рыбин, а устраивала засады на дне, там, где кета сооружала нерестовый бугор. Вместе с детенышами, которых она приучила к этой охоте, Ласа каждый день добывала по нескольку кетин, выгрызая у них лишь икряные мешочки.