— Ну, приглашайте в гости! Не голодаете?
— Да нет пока…
— Соленых огурцов и мороженых крабов привез. Хотите?
— Может, и свежего хлеба? На сухарях да на пресных пышках сидим.
— А как же, десять булок. Только не для вас. Но одну — возьмем.
Вскоре они все сидели за столом в жарко натопленной избушке; вулканологи с жадностью уплетали ломти хлеба, закусывая солеными огурцами.
— Вы, конечно, получили радиограмму о санитарном «АН-2»?
— Сегодня утром.
— Вот и я ищу его. Все плато облетел, никаких признаков…
— А где он мог приземлиться?
— Летел вдоль побережья от Усть-Камчатска, потом должен был напрямик к Петропавловску пересечь Лавовое плато и среднюю часть Центрального хребта. Примерно по этому маршруту, только в обратном направлении, мне и приказано вести поиск. Житнев только и сообщил, что идет на вынужденную посадку, а в каком районе — ничего не передал, видимо, не успел или сам не знал.
— Наверное, сам не знал, — заметил Колодяжиый. — Вчера тут творилось такое, что рядом ничего не видно было. А тут в воздухе! Может быть, он в океане сел?
— Вообще-то, высказывают и такое предположение в Петропавловске.
— Да-а, задача, — вздохнул Храмцев. — И много людей было?
— Пятеро. Два пилота — Житнев и Мурутян и три пассажира, в том числе беременная женщина, которой требовалась неотложная помощь.
— Трагедия… — Колодяжный в раздумье покачал головой. — Слушай, Виктор, ты не видел с воздуха собачью упряжку? Она проскочила сегодня утром как раз в том направлении, откуда ты прилетел.
— Как же, видел! Километрах в пятидесяти отсюда. Бежала вверх по руслу речки, в сторону Валагинскаго хребта.
— Какая она?
— Ну, обычная, шесть пар собак и два пассажира в нарте. Кстати, все собаки белые. Наверное, тоже на поиски…
— Подкорытов! — воскликнул Колодяжный. — Фома Подкорытов, знаменитый каюр и охотник. Я сразу подумал, что необычная упряжка прошла. Но вот вопрос. До ближайшего жилья отсюда примерно полтораста километров. Об исчезновении самолета стало известно всем, судя по радиограмме в наш адрес, только сегодня утром. Не мог Подкорытов пройти с утра такое расстояние. Даже Подкорытов, этот ас среди каюров!
— Чего не знаю, того не знаю. Ну что ж, полечу, — Виктор встал, застегнул на «молнию» куртку, которую не снимал, пока сидел в избушке. — Надо еще слетать в Жупаново, заправить машину. Весь день буду барражировать в воздухе. Так, говорите, с продуктами у вас неважно?
— Концентраты и консервы, хлебушка бы нам, — сиротским голосом отвечал Храмцев.
— Ладно уж, оставлю вам три булки, — раздобрился пилот. — В крайнем случае, если найду их, им хватит на первое время и шести булок, а потом сбегаю на побережье.
— Сухих анодных батарей у тебя, конечно, нет? — осведомился Колодяжный. — Ох как нужны! Последние на исходе. Не подрассчитали…
— Будет оказия — привезу.
Они распрощались. Вертолет лег курсом на северо-восток, в сторону Кроноцкого вулкана.
2. ФОМА ПОДКОРЫТОВ
На восточном побережье полуострова Фома Подкорытов слыл довольно известной личностью. Много было к тому причин. В молодости он лет десять работал курибаном на одном из рыбокомбинатов. С восемнадцати лет пристрастился к этому опасному, можно сказать без преувеличения, труду храбрецов. Нынче курибан — редкая профессия на Камчатке, потому что резко сократился прибрежный лов лососевых ставными морскими неводами, и спроса на курибанов почти нет.
Курибан — японское слово, в переводе оно выглядит довольно прозаически: приемщик лодок. Но все дело в том, что приемщик этот работает не только в тихую погоду, но и во время сильного прибоя, когда к берегу страшно подходить, многометровые накаты тяжелых морских волн обрушиваются на берег, сокрушают и дробят все на своем пути! А в это время с моря со стороны невода приводят до отказа пруженные рыбой огромные остроносые лодки-кунгасы. В каждой тонн пять рыбы. Кунгас выводят на очередную накатную волну, и она стремительно несет его на берег. Считанные секунды — и его разобьет в щепы. Вот тут-то самая работа курибана — восемь или десять смельчаков в проолифенных костюмах и зюйдвестках бросаются навстречу волне, подхватывают концы канатов, выброшенных с кунгаса, успевают убежать из-под нависающего вала и причалить концы к лебедке. Та сию же минуту включается и начинает работать, кунгас сквозь пенный прибой вытаскивается на берег. Трусливому или нерасторопному тут делать нечего. Но зато, если ты настоящий курибан, тебе слава и почет, как раз то, что больше всего любил Фома Подкорытов.