«Картинка» действительно производила не очень приятное впечатление. Согласно карте, теперь впереди лежал океан, но воду не было видно. Мутно-белесая плотная мгла укрыла все кругом и стеной поднималась до самого неба, так что определить, где кончается земля и начинается океан, было невозможно.
— Что же, пойдем слепым полетом, по карте, — заметил Житнев.
Он передал управление Мурутяну, а сам взялся за планшет.
Перед ним стояла нелегкая задача — определить береговую линию, вдоль которой они полетят. Одинаково опасно уйти слишком далеко влево, в сторону океана, и слишком уклониться вправо, в глубь полуострова, изобилующего гарными хребтами и конусами вулканов. А видимости на грани берега и океана — никакой. Он не знал, когда точно выйдет к Усть-Камчатаку. Оттуда нужно повернуть под прямым углом и лететь над побережьем Камчатского залива, обогнуть Кроноцкий полуостров, дальше идти вдоль берега Кроноцкого залива, затем обогнуть с востока группу Центральных вулканов — Жупановокий и Авачинский — и выйти на Петропавловск. Этим маршрутом он никогда не летал.
Житнев лихорадочно подсчитывал маршрутные расстояния и скорость полета, прикидывал силу и направление ветра, который дул с востока, сличая все это с масштабами карты. Картина — дрянь. Нужны хоть какие-нибудь визуальные ориентиры, а впереди их нет.
Идти по интуиции? Что ж, иного не остается. Он свернул планшет, подал Мурутяну знак, что берет управление на себя, и твердо положил ноли на педали, накрепко вцепился руками в штурвал.
Началась болтанка. Они летели теперь на восток, в сторону Тихого океана. На «фонаре» — смотровом стекле — расплющивались мокрые снежинки. Заметно образовывалась ледяная корка. Самолет кидало вниз и вверх, словно на качелях. Казалось, они не только не движутся вперед, но их относит назад. Но вот Житнев заложил самолет на правый вираж, выровнял его, снежинки теперь разбивались о левую часть «фонаря», но болтанка не прекратилась.
— Теперь на Петропавловск! — крикнул Житнев.
— Горючее! — Мурутян ткнул пальцем в показатель уровня бензина.
Лицо Житнева помрачнело: горючего оставалось примерно на такое же расстояние, какое, по расчетам, отделяло их сейчас от Петропавловска. Конечно, если все пойдет нормально.
А между тем пурга заметно усиливалась, болтанка стала еще большей. Приходилось делать огромные усилия, чтобы держать машину в ровном положении. Кажется, отпусти штурвал и педали, и самолет начнет кувыркаться подобно перышку, подхваченному ветром.
— Ашот, вызови диспетчера.
Когда в наушниках послышалось: «Диспетчер слушает», Житнев спросил:
— Есть ли где-нибудь просветы в районе Центрального хребта?
— Небольшой просвет — между Авачинским вулканом и Корякской сопкой. Как обстановка?
— Дело дрянь, — равнодушно сообщил Житнев. — Горючего мало. Иду вслепую где-то над побережьем Камчатского залива. Визуальности — никакой. Предположительно обойду с востока Кроноцкий полуостров, поднимусь повыше и лягу курсом прямиком на Центральный хребет, в районе Авачинского вулкана. Он виден от вас?
— Виден.
— Вот и хорошо. Сориентируюсь по нему. Только бы перевалить хребет… Прошу не выпускать меня из поля зрения.
Самолет еще Долго кидало туда-сюда. Шли все время слепым полетом — нигде никаких ориентиров. Только муть пурги. Стремительные снежные нити заполняли все видимое пространство. Они двигались как бы волнами. Или это было так на самом деле, или казалось оттого, что самолет все время кидало.
…Наступили сумерки: это был плотный заряд пурги. Когда Житнев попробовал оттянуть на себя штурвал, чтобы поднять самолет повыше, машина вдруг задрожала, будто ее забила жестокая лихорадка. Самолет не шел вверх, хотя на высотомере было 1500 метров. Вибрация была настолько сильной, что на некоторое время у пилотов потемнело в глазах.
— Горючее! — закричал в самое ухо Житнева Мурутян.
Взглянув на циферблат, первый пилот понял: все! Он повернул слегка побледневшее лицо к помощнику, спокойно приказал:
— Ашот, иди к пассажирам.
— Арсений…
— Иди!
— Слушай, Арсений, вместе…
— Товарищ Мурутян, приказываю немедленно покинуть пилотскую кабину!
— Есть, командир, покинуть кабину!
— Диспетчерская, диспетчерская, говорит Житнев, слушайте меня, говорит Житнев, иду на вынужденную посадку, вынужденная посадка, предположительный район — Кроноцкий залив, Кроноцкий залив. Говорит Житнев, иду вынужденную посадку, иду вынужденную. — Житнев говорил ровно, без интонаций, спокойным, негромким голосом.