Два фашиста повисли на хвосте советского самолета. Мы видели длинные ниточки трассирующих пуль, потянувшихся к машине. Неожиданно другой «ястребок», преследовавший врага, резко развернулся и бросился на выручку товарища. Используя свое преимущество в высоте, он ловко пристроился в хвост фашисту.
«Ну давай! Жми на гашетки!» — хотелось крикнуть мне. Однако очереди не последовало. Летчик дал газ и пропеллером срубил хвост немца. Тот сразу же начал падать, а наш, задымив, резко пошел на снижение и вскоре скрылся за лесом. Этот таран мужественного летчика, один из первых в истории Великой Отечественной войны, свидетелями которого невольно стали защитники крепости, сразу стряхнул с нас те путы оцепенения, что принесла так неожиданно ворвавшаяся в нашу жизнь война, развеял мрачные думы, заставил лихорадочно искать возможности действовать и бороться, бороться во что бы то ни стало!
— Да, — ни к кому не обращаясь, вымолвил Евгений, — так погибают русские парни!
— А что же мы сидим, Николай? — добавил он. — Айда вниз! Надо узнать, кто еще есть в соседних домах. А вы ведите наблюдение и ждите нас.
Они отсутствовали около часа. Известия принесли, прямо скажем, не из радостных. Большинство командиров и членов их семей, проживавших в наших восьми корпусах, пбгибли в первые минуты артналета, так и не узнав, что стряслось. Одних завалили обрушившиеся стены домов, других сразили осколки. В одном из крайних домов Евгений с Николаем встретили секретаря партбюро 333-го полка старшего политрука Почерникова с раненой женой. Оба их ребенка погибли…
— Кремень, а не человек старший политрук, — нахмурил брови Николай, — не пал духом! Сколотил небольшую группу, и у них есть оружие. Так что они держат оборону со стороны Северных ворот, а наше дело — западная сторона…
— Что это? — прервал я его, заметив неподалеку от Западного форта какие-то странные серо-зелено-желтые пятна. Они медленно приближались к нашим домам.
— Товарищ политрук, смотрите!
— Фашисты в маскировочных костюмах! — зло выдавил из себя Евгений, и на его лбу прорезалась упрямая глубокая складка… Политрук сразу посуровел и теперь не казался мне таким уж молодым.
— Всем на второй этаж! — коротко бросил он. — Подпускать ближе! Патроны беречь!
Гитлеровцев было десятка два. Они веером рассыпались, беря наши дома в клещи. Это были первые фашисты, которых я увидел. Сердце мое сжалось. Дрожь пронзила все тело с головы и до кончиков пальцев. Я почувствовал, как зубы начинают противно постукивать. Это был страх! Самый обыкновенный животный страх.
Странно, но как только раздался первый выстрел, дрожь сразу прошла, холодное расчетливое спокойствие завладело мною. Я метнул гранату, одно из пятен привскочило, неестественно изогнулось и с нечеловеческим воплем рухнуло, на выгоревшую траву.
И тут началось! Автоматные очереди захлестали по окнам. Фашисты поняли, что обнаружены, и, поднявшись во весь рост, бросились в атаку.
— Огонь! — взмахнул рукой Евгений и, прицелившись, спустил курок своего пистолета. Бежавший впереди рослый детина с «вальтером» в правой руке словно споткнулся, осторожно опустился на колени и упал лицом вниз.
«Та-та-та! Та-та-та!» — присоединились автоматные выстрелы из других домов. Но немцы все ближе и ближе подходили к нашим домам.
И тут случилось чудо! Со стороны Северных ворот выскочили три трехосных зеленых броневика. С полного хода они ударили из своих пулеметов и орудий по гитлеровцам. Те бросились врассыпную, но мало кому удалось уйти.
Резко затормозив, головной броневик замер у нашего корпуса. Массивная стальная дверца медленно раскрылась, и оттуда легко выбросил свое поджарое тело невысокий молодой человек. На его петлицах виднелись знаки отличия полкового комиссара. Иссиня-черные усики, нос с горбинкой говорили о том, что командир уроженец Кавказа.