Выбрать главу

ИВАН ПАДЕРИН

Сквозь ОГОНЬ

ПОВЕСТЬ

1. Гибель командира

По степной дороге мчится всадник на черном, как ворон, донском скакуне. За ним гонятся серые клубы пыли. Попутный западный ветер помогает им. Но разве догонишь дончака! Вот он выскочил на гребень горы, остановился. Всадник приложил руку к козырьку, всмотрелся. Перед его глазами — рабочий поселок северной части Сталинграда.

Сквозь рыжий лес дымящихся заводских труб синеет Волга. Широкая, просторная, как море. С первого взгляда кажется, что она вышла из берегов и затопила весь поселок. Но это мираж: от рабочего поселка и заводов до воды — не меньше километра.

Среди ровных, широких улиц, разбежавшихся по косогору, всадник нашел глазами Тургеневскую. На солнечной стороне этой улицы, рядом с книжным магазином, стоял небольшой аккуратный домик. Он заметно выделялся зеленой крышей и калиткой под красным навесом. В палисаднике, под окнами с белыми ставнями зеленели кусты молодых деревьев.

Этот домик и нужен всаднику. Пришпорив коня, он через несколько минут подлетел к калитке. Постучался, подождал и, определив, что в доме никого нет, ускакал дальше — в город. Военный, некогда ему: фронт совсем близко, за Доном.

Как жаль, что тут не было Кости! Ведь к нему, к Косте Пургину, приезжал всадник и, конечно, разрешил бы подержаться за луку седла, а может, и погарцевать вдоль улицы на красивом скакуне.

К калитке подошла старушка с корзинкой. По-хозяйски подобрала щепку, положила ее в корзинку и остановилась. Ее внимание привлекли свежие следы конских копыт.

— Кто же это мог быть? — прошептала она и, вздохнув, отперла калитку.

Вскоре пришел и внук ее, Костя. На нем синяя с отложным воротничком рубашка, серые навыпуск брюки, яловые ботинки со свежими пятнами мазута, на засученные рукава, как репьи, нацеплялись мелкие спиральки металлических стружек. Из-под козырька выбилась челка светлых непослушных волос, отчего круглое, с крутым переносьем лицо кажется хмурым, как у взрослых людей, занятых серьезным делом. Косте хочется казаться именно таким, но большие серые с черными ободками глаза, глядящие на все с удивлением и детской наивностью, выдают его.

Насупив брови и опустив голову, Костя остановился возле молодого тополя высотой под крышу дома. Как бы здороваясь с тополем, он взялся за ветку и потянул ее к себе. Тополь немного пригнулся, но тут же ветка вырвалась.

«Вот ты какой сильный стал! А ну, давай еще!» — И Костя снова ухватился за ветку. На этот раз ветка тревожно хрустнула. Костя в испуге отпустил ее. Тополь выпрямился и, словно упрекая мальчика за баловство, покачал густолистой вершиной.

Из открытого окна послышался голос:

— Костенька, четвертый час, а ты еще не обедал!

— Сейчас, бабушка, — неохотно ответил мальчик.

Вот уже год, как идет война с фашистами. Отец Кости, кадровый офицер, майор Пургин, до войны работал в горвоенкомате. Теперь он на фронте. Где воюет — неизвестно. Адрес на письмах обозначается только числом: 32410. Это номер полевой почты. Попробуй найди, где стоит такая полевая почта!

До войны по выходным дням Костя ездил с отцом вверх по Волге на рыбалку. Интересно было кататься на лодке или ночевать на берегу у костра. Смотришь на воду, как в зеркало, и не оторваться: луна, словно лебедь, плывет по водному простору, звезды смотрят в Волгу. А бухнется где-нибудь рядом огромная щука или промчится катер — и закачается небо вместе с луною и звездами. Хорошо! А теперь… теперь одному, без отца, на лодке не подняться — сил не хватит, да и скучно.

Самое памятное, что осталось от отца, — это садик с двумя топольками, яблоней и молодыми кустами вишен. Любил отец ухаживать за ними. Только не удалось ему послушать такого приятного шелеста листьев, каким встречают теперь Костю молодые деревца. Не ленится Костя ухаживать за садиком: носит воду, поливает, внимательно следит за каждой веткой, не появится ли какой червяк. Он старается делать все точно так, как делал отец…

По улице пронесся ветер и, толкнув калитку, бросил в палисадник горсть горячего песка. Тополь качнулся и, задерживая пыль, нежно погладил Костю прохладными листьями по щеке.

— Ух ты, какой добрый! — вслух произнес Костя, придерживая у лица шелестящую ветку.

При отце этот тополь был Косте до плеча, ниже яблони, а теперь до макушки и рукой не достать.

Стоит тополь перед Костей и будто говорит: «Вот смотри, как я подрос с тех пор, как ушел твой отец».

Мать Костя не помнит: она умерла, когда ему было три года.