Что сказать товарищам-однополчанам о судьбе сына командира полка, как доложить комиссару Титову, что встретил мальчика, стоял рядом с ним и допустил такое?..
Задумавшись, Александр Иванович не заметил, как возле него оказался адъютант Пожарского.
— Ого, да у тебя тут, оказывается, был погром, — сказал адъютант, оглядывая покосившиеся стены и провисший потолок. — Генерал приказал тебе идти отдыхать, а вечером, часов в девять, зайдешь к нему в штаб на беседу…
Как долго тянулось время!
Поглядывая на часы, Александр Иванович не мог найти себе места: может, в самом деле, генерал пошлет его в степь, чтоб разыскать свой полк.
Наконец стало смеркаться, и Фомин направился к штабу. Он торопился встретить Пожарского по дороге между штабом и основным наблюдательным пунктом. И не просчитался.
Всегда подвижной и легкий на ногу, генерал шел тихо, опустив усталую голову на грудь. Вспыхнувшая ракета осветила его запыленное лицо с потрескавшимися губами и воспаленными глазами. Шинель, каска, почерневший бинт на поврежденной руке — все говорило о том, что в минувший день генерал не раз побывал под бомбежкой и обстрелом.
— Ну что ж, пойдем, порадую, — сказал Пожарский, здороваясь левой рукой.
В своем блиндаже генерал развернул перед Фоминым карту, испещренную синими стрелами вражеских колонн, устремившихся к Сталинграду. Местами эти стрелы достигли города; одни сбежались к центру Сталинграда, другие — в район элеватора. Много стрел со значками «танки», «пехота» воткнулось уже и в район рабочего поселка тракторного завода. Но не это сейчас привлекало внимание Фомина. Он следил за карандашом генерала, который жирным красным пунктиром обозначал извилистую линию от Россошек до Мокрой Мечетки, к тракторному заводу. Поставив огненно-красный кружок на окраине рабочего поселка, генерал произнес:
— Вот они где теперь, твои однополчане…
У Фомина не нашлось слов, чтобы выразить чувство радости.
— Теперь можешь идти к своим, — слегка улыбаясь, предложил Пожарский и, видя, что Александр Иванович готов бежать, кивнул на стул: садись, мол, сначала побеседуем.
Александр Иванович присел.
— По приказу командующего армией, — не торопясь, начал Пожарский, — твой полк отводится в резерв. Нужно пополниться оружием, боеприпасами и личным составом. Передай командиру полка — к нему идет пополнение… Да, кстати, скажи Титову — он теперь командует полком, — что мы придаем ему самый лучший артиллерийский дивизион. А насчет Кости…
Заговорив о Косте, генерал вдруг оробел: будто перед ним сидел не рядовой солдат, а строгий судья, уличивший подсудимого в присвоении хрупкой драгоценности, которую тот, торопливо кладя в карман, уронил на каменный пол.
— Товарищ генерал, за судьбу Кости Пургина я отвечаю перед комиссаром Титовым. Я хотел отправить его к себе домой…
Генерал встал.
— Ну вот что, Александр Иванович, о Косте как-нибудь потом посоветуемся, а сейчас иди в полк…
Явившись в полк к Титову, Александр Иванович в ту же ночь был направлен на паромную переправу — встречать пополнение.
В первой маршевой роте его внимание привлек высокий, плечистый бронебойщик Михаил Зернов.
Когда над причалами вспыхнул ослепительно яркий свет фонаря, сброшенного на парашюте с немецкого бомбардировщика, и люди побежали в разные стороны, прозвучал властный голос Зернова:
— Ложись, замри!..
Взяв у товарища винтовку, Зернов двумя меткими выстрелами потушил фонарь.
— А теперь можно встать, — как бы между делом, шутя, сказал он.
Такое спокойствие бронебойщика понравилось Александру Ивановичу. И, как только рота пришла в полк, он тотчас же представил бронебойщика Зернова командиру полка Титову.
— Откуда родом? — спросил Титов бронебойщика.
— Из Сибири.
— Воевал?
— Малость.
— Сколько же?
— Сто дней в Севастополе и здесь две недели.
— Как здоровье?
— Отремонтировали вроде солидно, больше недели в Ахтубинском госпитале нежился.
— Нежился, — с улыбкой повторил Титов. — Вот что, товарищ Зернов, дня через четыре мы снова вступим в бой. Сейчас мы занимаем запасные позиции: надо хорошо окопаться, построить блиндажи, рассказать бойцам нового пополнения о том, как надо бить врага наверняка, передать им свой опыт. У нашего полка есть тоже хорошие традиции. — Титов посмотрел на Александра Ивановича. — Традиции гвардейского полка…
Слушая Титова, Александр Иванович вспомнил, с какой настойчивостью учил майор Пургин пулеметчиков и как, последний раз проверяя сектор обстрела пулеметной точки, он сказал: «Хорошо», а комиссар добавил: «И прочно». «Да, мне надо возвращаться в свою пулеметную роту, — подумал Фомин, — к своему пулемету…» И в этот момент Титов, как бы между делом, передал ему листок бумаги — приказ. В приказе говорилось: «Пулеметчику Фомину Александру Ивановичу присвоить звание гвардии сержанта и назначить командиром комендантского взвода».