Дежурный, не зная, что ответить, замялся.
— Ступай и скажи всем: до моего разрешения ни одного выстрела, — приказал командир.
— А паникеров пошли из штаба на передний, пусть тут прикрываются, — внушительно добавил комиссар.
Дежурный, поняв намек, повернулся кругом.
В самом деле, в эти минуты противник, маневрируя отдельными танками, пытался выявить огневые точки и противотанковые узлы обороны полка. Но не удалось: полк строго соблюдал приказ командира.
Прошел еще час.
В низине, как море, колыхался утренний туман, а по степи расстилалась голубая дымка, и чувствовалось, что туман и дымка скрывают от глаз вражеские силы.
Но вот показались черные точки. В волнах колыхающейся зыби они то появлялись, то исчезали. Это шли танки. Их было так много, что казалось: разгони ветер туман — и все поле будет густо усыпано танками.
Александр Иванович Фомин еще никогда не видел такого скопления бронированных машин врага.
Двигались танки расчлененным строем, и на каждом танке сидели автоматчики.
В прорезь прицела Фомин поймал головной танк и по мере его приближения медленно приспускал ствол своего ручного пулемета. Пальцы привычно нащупали спуск.
— Без команды огонь не открывать! — напомнил ему сосед, который всю ночь ворчал, а теперь как бы забыл про все.
В самой гуще танков взорвалось несколько снарядов, должно быть дальнобойной артиллерии. Но это не подействовало на вражеских танкистов — они продолжали вести свои машины по-прежнему вперед, соблюдая установленные интервалы и порядок.
«Да, будет горячий бой», — подумал Александр Иванович, потирая лоб.
Вот уже видно, как гусеницы выбрасывают клочья травы, вырванной вместе с корнями, и продолжают тянуть под себя зеленый покров земли. Уже слышен неприятный скрежет железа и надсадная хрипота моторов. Легкий ветерок доносит чужой запах моторной копоти.
Осталось четыреста метров…
Александр Иванович, не отрываясь, следит за орудием головного танка. Его сосед поглядывает направо, налево, где расположились притаившиеся роты и батальоны полка. Ни шороха, ни малейшего движения. Кажется, сама земля взялась спасать полк от приближающейся опасности, спрятав его в своих морщинках.
— А прицел?
Александр Иванович решил, что его напарник подал свой голос просто так, для проверки — не отнялся ли язык. Но тут же спохватился. Да, он забыл сменить прицел, поставленный еще на рассвете для стрельбы по дальним целям. Сжалось сердце, по спине пробежала колючая, как железная щетка, дрожь. «Мог все патроны пустить поверх голов». И едва успел он передвинуть планку прицела, как в небо взвилась красная ракета: «Огонь!»
В эту же секунду раздался залп орудий прямой наводки и бронебоек. Точно молния, блеснула низко по земле первая очередь ружейно-пулеметной пальбы.
— Нет, здесь мы не одни! — не то про себя, не то вслух с радостью отметил Александр Иванович, кинув взгляд на своего помощника.
И заискрился, затрещал курганчик. Загремела, заухала молчавшая степь. Каждый бугорок, кустик полыни, ковыля ощетинился огнем. В сторону врага хлестнул свинцовый ливень. И, как пыль, смахнул фашистских автоматчиков с бронированных машин. Танки закружились, завертелись, подставляя свои бока бронебойщикам…
Фомин пустил в ход второй диск. Он ничего не видел, кроме группы отползающих назад десантников, которых держал в визире прицела. После каждой очереди оставалось на месте по два-три автоматчика. Фомину не хотелось упускать и остальных.
Внезапный и дружный огонь гвардейцев вынудил врага отступить. На поле боя, как кочки на болоте, чернели трупы фашистских автоматчиков.
По мнению Александра Ивановича, надо было подниматься в контратаку. Он уже готовился к броску, но с соседнего курганчика, где был расположен наблюдательный пункт командира полка, взвились желтые ракеты: «Внимание, ждать новой атаки».
Командиру полка было лучше видно, как к отброшенным авангардным частям противника подтягиваются новые танковые и пехотные части. Фашисты не знают, что против них обороняется заслон — всего-навсего полк.
Утреннее солнце уже поднялось над степью, но расположение полка накрыла огромная треугольная тень фашистских бомбардировщиков. Самолеты залетели с солнечной стороны. Сколько их было — неизвестно. Нарастающий гул моторов сотрясал воздух. Сотни бомб завыли над головами гвардейцев. Забугрилась, вспухла земля. Обычно при бомбежке слышится толчок, а потом взрыв. Но здесь взрывы и толчки слились в сплошной гром. Казалось, раскачавшаяся степь вот-вот перевернется.