Всего лишь игра воображения, снова и снова убеждала она себя, продолжая мерно покачиваться в кресле и не сводя глаз с человека, распростертого на ее кровати. Реакция организма на длинный напряженный день, думала она.
События этого дня в конце концов начали брать над ней верх, и веки ее все тяжелели, тяжелели. К сожалению, деревянное кресло-качалка, такое удобное для непродолжительного отдыха, вовсе не подходило для сна.
Она попыталась, позаимствовав одно из одеял у своего пациента, улечься на полу из сосновых досок, но плетеный коврик и одеяло не спасали от холода, поднимающегося от ледяного пола.
В соседней комнате был еще диван. Однако в ее сознании тут же вспыхнуло предупреждение Джо Макгрегора о том, что ни в коем случае нельзя оставлять больного в одиночестве. Кроме того, пусть ей и не хотелось в этом признаваться, но гостиная вызывала в ней ощущение тревоги и неуюта. Да и без огня в ней, наверное, холодно, а разжигать там камин она сейчас была просто не в силах.
– Ради всего святого, – жалобно простонала она, – это же твоя кровать. И на тебе не какой-то там прозрачный пеньюар. – Она по-прежнему была в джинсах и толстом шерстяном свитере – своей домашней одежде – плюс толстенные лыжные носки. – Да и парень-то в беспамятстве. Что он может сделать?
Но даже если бы он и попытался учудить что-нибудь эдакое, Черити напомнила себе, что она, в конце концов, детектив, получивший благодарность в приказе за поимку насильников. Уж если она справлялась с городским хулиганьем, то с этим полуживым типом, без конца теряющим сознание, она, можно сказать, в полной безопасности.
Черити потуже завернулась в мамино одеяло и быстро, чтобы не передумать, согнала с кровати кота и легла рядом со своим подопечным.
Она уснула в то же мгновение, когда голова ее коснулась подушки.
СТАРБАКУ СНИЛСЯ замечательный сон. Где-то на Станца Пять, на одной из самых гостеприимных планет – наверное, Венитан, – он лежал на ложе из благоуханных цветов.
Женщина, теплая и нежная, обвилась вокруг него, прижавшись губами к его шее. Волосы ее были цвета сарнианской луны – сверкающая медь и бронза. Он потерся щекой об ароматные шелковистые пряди и почувствовал, что они такие же нежные, как клонящиеся на ветру молочные травы.
Прошло очень много времени с тех пор, как он в последний раз был с женщиной. К сожалению, работа над квантовым ускорителем не оставляла времени на развлечения.
Но сейчас, когда его рука скользнула под ее тунику, а пальцы тихонько пробежались вверх по тонкому позвоночнику и когда наградой ему прозвучал ее мягкий протяжный вздох, Старбак решил, что был круглым идиотом, упуская такое удовольствие.
Всего и нужно-то – распределить дела в порядке срочности, думал Старбак, наслаждаясь ощущением тепла ее кожи под своей ладонью. Или, как постоянно твердила Села, использовать время по назначению.
Села прославилась по всей галактике своими семинарами по управлению временем. Эта женщина стала настоящим специалистом в области всяческих расписаний. Она разбивала свои дни – точнее, всю жизнь – на группы цветокодовых временных блоков, которые вечно жужжали и вспыхивали на ее ручном компьютере.
О, Валгалла! Как он ненавидел этот компьютер! Особенно в те моменты, когда ему хотелось побыть подольше с его владелицей, а чертова штуковина все отстукивала минуты, звоном будильника ограничивая время его присутствия.
И все же приходится признать, что Селе с успехом удается втиснуть в один-единственный солнечный период миллиарды дел. Может быть, настало время согласиться, что она права в своей критике его организационных способностей, и попросить ее помочь ему?
Если они смогут хотя бы изредка вот так лежать вместе, может быть, и стоит ради этого выносить ее унизительный компьютер.
Весьма кстати забыв, что Села хладнокровно разорвала их отношения, когда он потерял свое привилегированное положение в институте, Старбак поклялся себе начать новую жизнь.
Он привлек ее поближе. Он прижался губами к ее виску. Ее дыхание участилось.
– Ах! – вздохнул он. – Ты такая нежная. Такая теплая.
Он продолжал гладить ее, наслаждаясь тихими, невнятными стонами удовольствия, так разительно отличающимися от обычной реакции его подруги на любые физические ласки.
– Я хочу любить тебя, Села. Я так хочу тебя.
В тот миг, когда его ладонь легла на ее грудную клетку, его дивный сон начал таять.
Ее грудь – прикрытая мягкой тканью, напомнившей ему о паутине, сотканной пауками с Сентуриана, – уместилась в его ладони с такой совершенной точностью, как будто ее вылепили специально для него.
Но как такое может быть? Села никогда не упускала случая подчеркнуть, что она великолепная представительница сарниан женского пола.
Первосортный продукт генной инженерии, женщина, обещанная ему еще в семилетнем возрасте, была светловолосой, голубоглазой и тонкой, как камыш Генитиана. Поскольку единственным логическим основанием для того, чтобы иметь грудь, было выкармливание детей, женщины Сарнии – которые последние два столетия использовали искусственные смеси вместо неприятного процесса грудного вскармливания – больше не имели груди.
Ошеломленный мозг Старбака трудился над этой проблемой с неуклюжестью джанурианина третьей степени развития.
Села – совершенная сарнианка.
Сарнианские женщины все плоскогрудые.
У женщины в его объятиях – восхитительная грудь.