Он мягко согнул пластик, затем пристроил коробку к себе на колени. Несмотря на все предостережения Мири, Болванус явно хотел вернуть ему форму. Вот он прижал центр упаковки, словно приготовился нанести точный удар… И тут рука снова задрожала, и все пришлось начинать сначала.
Хуан отвернулся. Господи, как сидеть жестко… Ихолодно.
Он снова облокотился на скалу и прокрутил картинки, которые он получал от хлебных крошек. Как все безрадостно… Но они сидели тихо, не разговаривая… а вокруг раздавались звуки. Может быть, насекомые? А слабое ровное биение, похожее на пульс, которое доносится откуда-то издалека? Машины? Может быть. Потом он понял, что это гул океанского прибоя, приглушенный туманом и рассеянный в зигзагах каньона. Да, здесь и в самом деле тихо.
Внезапно рядом что-то хлопнуло. Хуан обернулся. Уильям! Болванус приноровился и еще раз ударил по упаковке. Теперь она уже не выглядела куском мятого пластика… а на месте предупреждающего ярлычка горел маленький зеленый огонек.
– Ты ее выправил, Уильям, – сказала Мири.
Уильям усмехнулся.
– Ха! Каждый день, с каждым шагом я меняюсь к лучшему, – он на секунду смолк, и его плечи слегка поникли. – Ну, во всяком случае, меняюсь.
Хуан посмотрел в щель между стенами каньона над головой. Похоже, места достаточно.
– Поставь ее на землю, Уильям. И она улетит в Джамул.
– Ну нет, – возразил Уильям, запихивая коробку обратно в мешок.
Хорошо, что коробка холодная. Радуйся, Уильям.
Они сидели, слушая прибой, смотрели «муви от хлебных катышков». Иногда на картинках что-нибудь происходило – например, мелькали какие-то пятна, которые могли быть ночными бабочками. Но один раз появилось нечто более достойное: ребята увидели ярко светящуюся морду, а ниже – туманные очертания лапы.
– Уверена, это лиса, – сказала Мири. – Но картинка пришла сверху. Нас больше интересуют те, что со дна.
– Согласен.
Внизу все было совсем скучно. Возможно, ее разговоры про киношников – это просто треп. Хуан уделял новостям кино куда меньше внимания, чем большинство людей… и сейчас ему было просто не с чем сравнить. Проклятье! По дороге в парк он успел набрать из сети кучу всякой чепухи… и почти никаких киношных сплетен.
– Эй, смотри: змея, – сказала Мири.
Картинка поступала с «катышка», который приземлился на куст, растущий в нескольких дюймах от дна каньона. Это была очень хорошая точка обзора, но никакой змеи Хуан не увидел. Только сосновую шишку и рядом с ней – какие-то волнистые линии на темном песке.
– А… Она дохлая, – в инфракрасном диапазоне луча тело едва можно было разглядеть – только из-за изменений в текстуре. – А может, вообще сброшенная кожа.
«Вокруг нее следы», сказала Мири. «Думаю, это мышиные следы».
Хуан прогнал изображение через несколько программ и вытащил полдюжины хороших отпечатков. В память были подгружены картинки по исследованию дикой природы. Он смотрел на них, трансформируя и коррелируя.
– Следы мышиные, только это не сумчатая мышь и не белоногий хомячок. Слишком большие, и пальцы расположены под другим углом.
– С чего ты взял? – В ее голосе звучало подозрение. Хуан не собирался дважды наступать на одни грабли.
– Данные исследований я скачал раньше, – честно ответил он. – И кое-какие свежие аналитические программы, – а вот это было неправдой.
– Ладно. Так что насчет мышей…
И в этот момент прибыла новая картинка.
– Ох, ничего себе!
– Bay!!!
– Что такое? – очнулся Уильям. – Сейчас я вижу дохлую змею…
Очевидно, он просматривал предыдущие картинки.
– Видишь, Уильям? Мышь, прямо под нашим «катышком!»
– И прямо на нас смотрит!
Блестящие бусинки глаз и вправду смотрели в преобразователь.
– Мыши в темноте не видят! – сказал Хуан. – Зуб даю.
– Ну, у «Foxwarner» никогда не стремились к тому, чтобы все было как в жизни.
Хуан задал картинкам, поступающим с «катышка», высший приоритет. Давай, давай! Одновременно он пристально разглядывал первую. В тепловом диапазоне шкурка мыши казалась тускло-красной с плавным переходом в оранжевый – там, где мех становился короче. Но кто знает, как она выглядит при свете дня? Ох… а головка у нее совсем как…
И тут пришла новая картинка. Теперь там было три мыши, и все глядели на них.
– Может быть, они не видят «катышек»? Может быть, они чувствуют вонь?