– Выходит, вы с Берти не разлей вода потому, что ты – его супероружие? – Мири говорила спокойно и гневно, но ее гнев был направлен уже не на Хуана.
– Да нет же! Я читал про «эффект запоминания». А идея у меня появилась, когда я начал разбираться с собственными клиническими данными. Даже теперь, когда они нашли эту штуку, она подействует только на одного человека из тысячи. Берти никак не мог знать заранее, что я особенный.
– Ах, ну конечно, – отозвалась Мири.
Повисла пауза. Блин, вот так люди сначала соглашаются с тобой, а потом ждут объяснений: с какой радости ты такое отмочил. Хуан терпеть этого не мог. У Берти талант налаживать отношения. У него повсюду связи – в исследовательских группах, на рынках идей, в ученых советах. Но может быть, Берти просто рассчитал, как сделать лучше. Много ли у Берти случайных знакомых? Многим ли он предлагал стать круче с помощью таблеток? Большинство из них так и останутся на вторых ролях – случайными знакомыми. Но иногда Берти очень везло. Как со мной.
– Но Берти мой лучший друг!
Я не проболтаюсь.
– Ты можешь найти себе новых друзей, сынок, – Уильям пожал плечами. – До того, как лишиться разума, у меня был дар. Я мог сочинять песни, слова для песен. Я бы все отдал – ну, почти все, – чтобы это вернуть. А ты? Ладно. Как бы то ни было, у тебя есть дар – изумительный дар, каким бы образом ты его ни получил. И ты не принадлежишь никому, кроме самого себя.
– Я… я не знаю, Хуан, – осторожно сказала Мири. – Сейчас лекарства, изготовленные по спецзаказу – такая же запрещенная штука, как наркотики в двадцатом веке.
Ты не можешь их полностью протестировать заранее. То, чем ты пользуешься, может…
– Я знаю. У меня мозги могут расплавиться, – Хуан коснулся лица, провел по холодному пластику «очков». В какой-то миг его мысли обратились к прошлому. Старый страх, старый стыд… уравновешенные странным чувством. Удивительно, в целом мире только этот мальчик-старик смог понять его.
Но даже сейчас, когда его глаза были закрыты, мир никуда не исчез, и Хуан мог видеть свечение «хлебных катышков». Он безучастно созерцал их несколько секунд, потом удивление пересилило страх.
– Мири… они движутся.
– Чего? – оказывается, Мири наблюдала за сетью с еще меньшим вниманием, чем он сам. – Точно! Вниз по туннелям, от нас.
Уильям подвинулся к мышиной норе и прижал ухо к каменной стене.
– Держу пари, наши маленькие друзья потащили ваши навозные шарики туда же, куда унесли первый.
– Можешь получить картинки оттуда, Хуан?
– Угу… Так, одна есть.
Тепловой проблеск светящегося пола туннеля. Неровные куски чего-то, похожего на мелко разорванную бумагу. Прошло несколько секунд, и тусклое виртуальное свечение пробилось сквозь скальную породу.
– Это маячок первого «катышка»! – сигнал пришел с глубины пять футов. – Сейчас появился узел, через который он может передавать.
– Но мы можем и потерять их.
Хуан протиснулся мимо Уильяма и бросил еще две «крошки» вниз в отверстие. Одна прокатилась добрых три фута. Другая остановилась в шести дюймах… и снова сдвинулась, словно у нее выросли ноги.
– Мыши переставляют узлы так, как нам надо!
Все маячки, кроме самого дальнего, мерцали ярким светом. Теперь картинок было много, но все нечеткие. По мере того как «катышки» нагревались в горячем воздухе туннеля, на изображениях появлялось все больше мелких деталей. Но вот сами мыши… Только лапки, мордочки, блестящие глазки.
– Эй, смотри! У бедной мышки заноза в лапке!
– Ага. По-моему, я эту уже видел. Погоди, мы получаем картинку «катышка», который они сперли первым…
Вначале информация поступала беспорядочно. Другой формат картинки? Не совсем.
– Картинка сделана в видимом диапазоне, Мири!
Еще немного – трансформация была закончена.
– Как… – от изумления девочка потеряла дар речи.
Указателя масштаба не было, но камера не могла охватить больше пары футов. «С точки зрения» катышка камера была просторным залом с высоким потолком, где столпилось множество белых мышей, их темные глазки блестели при свете…
… костра, который горел в центре зала!
– Полагаю, высший балл вы уже заработали, Мириам, – мягко сказал Уильям.
Мири не ответила.
Ряд за рядом мышей припадали к земле вокруг огня. Три мыши стояли в центре, на возвышении – поддерживали огонь? Он дрожал, мерцал, и больше походил на свечу, чем на костер. Но мыши, казалось, наблюдали не столько за огнем, сколько за хлебной крошкой. Маленькая хлебная крошка Берти была таинственным участником их собрания.