– Они не поверят.
– Ха, поверь мне. Это всегда прокатывает. Пока они будут сидеть дома, и доедать запасы мы все построим и запустим.
Он разлил остатки виски по стаканам: – Давай, Антон, за наш будущий рай и… – он клюнул носом стол, и захрапел.
– Я Артур! – допиваю свой виски. – Ну ничего, ты меня запомнишь.
В кабинет вбежала Лёля. Видимо Вэйд нажал головой на кнопку.
– О черт! Опять… Эм, Мистер Вэйд приносит вам свои извинения, что вынужден прервать встречу. Я вызову вам такси. – проговорила хорошо заученную речь секретарша.
Гордо отвечаю ей: – Не надо, мы за рулем.
Элайза сердито: – Я не умею управлять твоей машиной.
– И не надо, я поведу.
– С тобой пьяным я не поеду. Нам нужно взять такси.
– Я не брошу здесь свою малышку.
– Ну, так брось свою беременную невесту.
Всю дорогу до форда мы спорили.
– Оставайся со своей дурацкой машиной, я поехала домой.
Её глаз загорается. Она говорит: – Вызвать такси.
Спустя мгновение к нам подъезжает электрокар. За рулем никого.
– О, смотри, теперь и водителя нет, твой родитель лишил бедолагу работу.
– Ты должен быть благодарен, благодаря моему отцу ты не закончишь как этот таксист.
Элайза садится в электрокар, драматично хлопает дверью, но срабатывает автодоводчик и дверь плавно закрывается. Она уезжает.
Сажусь в форд. Включаю радио на малую громкость, так, для фона. Станция «Ретро ФМ» играет Metallica, звучит песня «Whiskey in the Jar». Джеймс Хэтфилд кричит на припеве: – «Виски делает меня дураком».
В голове крутятся мысли. Крутятся воспоминания (в таком состоянии все крутится). «Давай Алан…» « Ты должен быть благодарен моему отцу», « Давай, Артем», « Зачем ему тратить свое время на тебя», « Ты никто».
Достаю диктофон. Ну… я вам покажу.
4 Последствия
– Ну и что ты натворил? – Элайза кричит, матерится и машет руками.
– Скажи, зачем? Зачем ты все разрушил? Ты хоть осознаешь последствия своих действий? – она вся красная, мой злой самурай.
Я сижу, нахмурив брови. С виноватым видом рассматриваю пол. Нет. Я не осознаю последствия своих действий. Абсолютно не осознаю.
– Ну и что ты молчишь? Я, как со стенкой разговариваю. Ты подставил моего отца. Ты подставил нас. – она ходит по комнате взад-вперед, ее руки скрещены на груди. – Из-за тебя начнется война. Погибнут миллионы. – она начинает плакать. – Твоя жена беременна твоим ребенком! Что же ты натворил?! Во что нас втянул? Нас будут искать, тупая твоя башка. Как же нам жить-то теперь?
– Ну ладно ты пьяный был, а редактор твой, как он это все опубликовал? Он бессмертный, или тоже тупой?
Виновато мямлю в пол: – Он отказался публиковать. Я слил все в сеть в свободный доступ. Он увидел, что беды не избежать, решил прославить редакцию – взяв авторство.
– Идиоты. Его, скорее всего уже убрали, теперь тебя ищут, хорошо ещё дом новый, отец не успел зарегистрировать нас в нем.
– Не убрали.
– Что ты мямлишь?
Говорю четче: – Не убрали его. Он говорил, что есть одна страна между Россией и Европой, о ней никто не знает. Он туда направился. Говорил, что его там не найдут. Нам тоже нужно. – суровое самурайское лицо перебивает меня.
– Не смей. Даже не смей заикаться об этом. Я не собираюсь отказываться от своей жизни. Я дозвонюсь отцу. Он знает что делать. Он все уладит.
Её глаз загорается и сразу же тухнет: – Не доступен. Да где же он?
Элайза включает телек 160 дюймов диагональ, черное зеркало на всю стену.
На всех каналах крутят балет. Три девушки в белых юбках скачут, держась за руки. На всех кроме одного. Канал моей редакции. Там круглосуточно крутят мой репортаж.
На нем: мое пьяное лицо рассказывает о планах правительства в лице Эда Вэйда; подтверждается все это записью слов Тонг Ву, и все это под бодрящие снимки с той жуткой ферму с вывернутыми коровами. Так же слова из первых уст про лживость карантина. А далее мои утрированные пророчества.
Народ, как и следовало ожидать, пошёл войной. Вооружившись, кто чем мог, люди военным маршем направились к месту строительства центрального «улья». (Это такие здания, людские фермы.) По пути воюя с попавшимися роботами, полицейскими, друг с другом. Убивая, грабя, мародёрствуя. Всё как обычно.
И все это под мое пьяное лицо. Стоп-кадр с моего обращения стал гербом революции. Я на знаменах, плакатах.
Вот она – слава. Я добился своего…
– Элайза, милая, нужно что-то решать. Запасы еды в доме заканчиваются. Долго мы тут не просидим. Твой отец по-прежнему не доступен. Нужно бежать.
Элайза не обращая внимания на меня, смотрит в окно. Она нервно жует губу и теребит волосы. Её глаз то загорается, то тухнет. Свободной рукой она держится за живот, который стал немного больше.