Это не конец. Я не потерял сознание. Я держу себя за голову и кричу, вспоминая чью-то мать. Оборачиваюсь. С гаечным ключом в руке, стоит очкарик Бартон. Он с удивление смотрит на меня, потом на ключ, потом снова на меня.
– Ты не вырубился?
Я морщусь от боли и кричу: – Нет, это только в фильмах так просто. Тебя что никогда не били? Нужно бить сильнее, намного, намного сильнее.
Зря я даю советы человеку, который хочет меня убить.
Бартон смотрит на меня как испуганный мальчонка. Даже не верится, что он смог провернуть это все. Похитить людей, распотрошить их, и слепить из них коллаж.
Я достаю кольт из-за пояса и стреляю ему в ногу. Грозный враг повержен. Он плачет и держится за коленку, Будь калибр чуть больше – не было бы за что держаться.
– Как ты мог умудриться похитить трех человек, если не смог со мной одним справится?
Он плачет и рассказывает о своих планах, раскаивается в грехах, так чтобы все стало понятно зрителю.
Он все говорит и говорит. Диктофон работает, и на этот раз я его слушаю.
Он сделал заказ на умирающую девочку, наемнику из городских трущоб. Её, как раз выписали из больницы, чтобы она побыла немного дома перед концом. Наемник оказался не очень опытен. Ему пришлось устранить свидетелей – родителей девочки. Он привез всех сюда в надежде на дополнительную плату. Отец был серьезно ранен и не выжил бы. А мать, как опасного свидетеля – нельзя было отпускать.
Он все рассказывает и рассказывает. Я прошу его остановиться. Я набираю 911, говорю адрес и часть этой истории. Ту часть, где про пистолет и пропавшую семью. Я прошу его продолжить.
Глаза Бартона становятся больше линз его нелепых очков. Он просит о помиловании. Он не просит отпустить его. Он просит пристрелить его.
Говорит, что осознает весь ужас содеянного, говорит, что не мог остановиться, устоять. Соблазн неизведанного, чистая наука. Говорит, что он монстр и заслужил смерти.
Видимо считает, что тюрьмы не заслужил. Не заслужил нести ответственность.
Справедливо будет его застрелить, или сдать полиции? Убив его, я поступлю как герой? Или помощник злодея.
Я решил не убивать его. Раз он боится тюрьмы больше смерти, туда ему и дорога.
Каждому тяжкому преступнику нужно дать выбор между казнью или пожизненным заключением. И вынести вердикт обратный его выбору.
– Люди не животные, нельзя с ними так… – Странность фразы сбивает меня с толку. Я уже не верю в то, что говорю. Но в одно я верю точно. Я говорю: – Девочка – сукин ты сын – маленькая девочка… ты чудовище, не говори мне о науке, о благой цели.
Он перебивает: – Вы не заметили? В отличие от коров, людям я оставил мозг. Я поддерживаю жизнь в их сознании. Счастливую жизнь. В отличие от нас.
Я не размышляю над его словами. Я лишь слышу их. Мысленно я уже даю интервью на вечернем шоу за проявленный мной героизм.
– Эти люди… девочка умирала от рака легких. Без моего вмешательства она бы умерла в течении недели. Только представьте, какая жизнь началась бы у этой семьи. – он сделал драматическую паузу.
Я по-прежнему фантазирую о будущем успехе.
Он продолжил. – У вас есть дети?
Я его не слушаю, но улавливаю вопрос в его голосе и по инерции отвечаю. – Да, да.
Он говорит: – Я желаю вам никогда не познать их смерти. – по его щекам льются слезы.
Делать вид, что слушаешь собеседника и вовремя поддакивать – это опыт. Делать вид, что слушаешь и задавать нужные вопросы в нужное время – это талант.
– Я спрашиваю: вы потеряли ребёнка?
– Дочь.
Дулом моего кольта я указываю на подвешенные органы. Я спрашиваю: – Лучше так? Если бы мог выбрать судьбу дочери, ты бы выбрал это.
Он начинает плакать, реветь как ребёнок. Сопли в его носу надуваются пузырем. Всё мое внимание поворачивается к нему.
Он говорит: – Я и выбрал это. У неё была болезнь. Врачи не могли ей помочь.
Как бы далеко вперёд не шагнула медицина, будет болезнь, которую не смогут вылечить. Всегда будут умирать люди. Умирать дети.
Он продолжает: – Я не сдался. Я забрал её из больницы. Я пытался помочь. Даже наступила ремиссия – опять драматичная пауза. – Дальше кома, вечный сон.
Его рассказ полностью увлек меня. Ещё никогда я так не сопереживал другому человеку.
Он вытер слезы, сопли и продолжил: – После смерти её матери ей всегда снились кошмары. Я хотел помочь ей… хотя бы… – он расплакался.
– Я подключил её к аппарату, который помог мне управлять её мозгом. Я призывал выработку гормонов счастья, стимулировал ту область головного мозга, которая отвечает… в общем я стал контролировать её сны. Я видел их. В них была она, её мать и я. Мы были вместе. Мы были счастливы.