К (21–23) примыкает плач Владимира Мономаха, узнавшего о смерти брата Святополка:
(24) «Поиди кнѧже на столъ ѡтенъ и дѣденъ». Се слышавъ, Володимеръ плакасѧ велми и не поиде, жалѧси по братѣ (1113 г.)36.
Этот плач отличается от трех предыдущих вызвавшей его вестью: целью сообщения киевлян было приглашение Мономаха на киевский престол, умерший же Святополк ими даже не упоминался, поэтому плач кажется достаточно неожиданной реакцией.
Фигура плачущего Мономаха заслуживает отдельного внимания. ПВЛ насчитывает шесть его личных плачей и один (хронологически первый), в котором он упомянут среди плачущих. Летописец изображал Мономаха столь «слезливым», по всей видимости, чтобы подчеркнуть его праведность: один из плачей даже продолжен панегириком его смирению и послушанию37. Подобное отношение к слезам правителя напоминает старофранцузский эпос, прежде всего – плачущего Карла в «Песни о Роланде». Параллели можно найти и в византийской традиции, например в «Псамафийской хронике» X века, где то и дело плачет изображенный, по наблюдению А. П. Каждана, «нерешительны[м] и сентиментальны[м]»38 император Лев VI, ср.: «можно было видеть самодержца, вышедшего им навстречу и роняющего слезы радости»39; «стоны императора, проливавшего обильные слезы, заставляли слышавших плакать и горевать вместе с ним»40. Более того, в «Поучении» Мономах сам рекомендует побеждать греховность покаæньемъ, слезами и млс̑тнею41.
Особый комплекс плачей в ПВЛ связан с бедствиями – поражениями русских войск в битве на реке Альте 1068 года («Слове о казнях Божих») и в битве у Треполя и на Желяни 1093 года. Рассмотрим некоторые из них:
(25) и си слышаще <…> любовию прилѣпимсѧ Гс̑дѣ Бз҃ѣ нашемь, постомъ, и рыданиемь, и слезами ѡмывающе всѧ прегрѣшениæ (1068 г.)42.
(26) Кдѣ бо бѣ тогда оумиленье в насъ? Нынѣ же всѧ полна суть слезъ. Кдѣ бѣ в насъ оуздыханье? Нн҃ѣ же плачь по всимъ оулицамъ оумножисѧ їзбьеныхъ ради (1093 г.)43.
(27) Ногъı имуще избодены терньемь, съ слезами ѿвѣщеваху другъ другу, гл҃ще: «Аще бѣхъ сего города», – а другии: «А азъ сего села». Ї тако съвъспрошахусѧ со слезами, родъ свои повѣдающе, ѡчи изводѧще на н҃бса к Вышнему (1093 г.)44.
Можно проследить, что во всех контекстах, где плач выражен существительным сльзы, речь идет о покаянии или молитве. В (27), где это прямо не выражено, визуализировано воздаяние за грехи, риторически изложенное прежде: измученные люди ходят по улицам, не в силах удержать слез. Хотя формально обстоятельством съ слезами характеризуется не молитва, ситуация представляется все же молитвенной (ср. слова: ѡчи изводѧще на н҃бса к Вышнему).
Исключением остается плач Ярослава Мудрого (23), обозначенный выражением утерети слезъ и однозначно не имеющий отношения к молитве. Подобно тому, как выражение утерети пота (ἱδρῶτα ἀπομάττεσθαι) (ср. оутеръ пота с дружиною своею45; много пота оутеръ за землю Роусскоую46) – фразеологический грецизм, означающий не столько ‘вытереть пот’, сколько ‘повоевать, закончить ратные действия’47; утерети слезъ, по-видимому, значит не ‘вытереть слезы’, а ‘перестать горевать, успокоиться’ (ср. в «Поучении» Владимира Мономаха: да с нею кончавъ слезы, посажю на мѣстѣ48).
Все оставшиеся упоминания слез в ПВЛ однозначно связаны с молитвой, ср.:
(28) и нача молитисѧ Бу҃ со слезами (1051 г.)49.
(29) и затворисѧ в пещерѣ <…> и ту молѧше Ба҃ беспрестани дн҃ь и нощь со слезами (1074 г.)50.
38
Хроника анонимного монаха Псамофийского монастыря в Константинополе / Предисл., пер. и коммент. А. П. Каждана // Две византийские хроники X века. М., 1959. С. 25.
41
Полное собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись. Вып. 2: Суздальская летопись по Лаврентьевскому списку. 2‐е изд. Л., 1926. Стлб. 244 (л. 79 об.).