И вот Вадим стоял у большущей дубовой двери и разочарованно постукивал по ней пальцами – к сожалению, в воскресенье магазин не работал… Вадим ещё раз посмотрел на табличку:
– Жаль… Я и не подумал, что магазин может быть закрыт. Сейчас редко кто даже с перерывом на обед работает…
Вадим хотел уже уходить, но вспомнил, что под табличкой с расписанием работы магазина он прочёл объявление о выставке, размещённой в галерее, вход в которую находился с фасада здания. Вадим оглянулся и – точно:
– Уж галерея-то должна и в воскресенье работать – самое время для культурного отдыха.
Он неторопливо шагал по тёмно-серой брусчатке тротуара и смотрел на золотые буквы – «ГАЛЕРЕЯ». У большого щита он остановился – «Русский портрет девятнадцатого века. Из собраний частных коллекций».
– Отдохну культурно, – и Вадим отворил перед собой высоченную дверь, ведущую в помещение галереи.
Зал галереи оказался одновременно и изысканным и незаметным.
Ни белые стены, ни льющие мягкий свет лампы, ни даже огромные окна с дубовыми рамами не отвлекали посетителей от произведений искусства. Всё было сделано так, чтобы вошедший не терял времени на разглядывание стен и потолков.
Вадим вошёл в огромный зал и поёжился – для поддержания микроклимата кондиционеры устроили в галерее настоящую морозильную камеру. После тридцати пяти градусной жары городских улиц, градусов пятнадцать с ветром и влажностью, поддерживаемые в помещении, казались температурой полюса.
Вадим Аболемов передёрнул плечами от холода и принялся культурно отдыхать, медленно переходя, а вернее скользя по гладкому каменному полу от картины к картине.
Большинство портретов были выполнены акварелью – это было модным течением того века. На одних картинах художники детально выписывали одежду и украшения, не предавая большого значения лицу, оставляя его загадочным и туманным. Другие же портреты являлись центром полотна, затмевая своей выразительностью сопутствующие детали.
Вадим не спеша шагнул в сводчатый проём и оказался во второй половине зала – четверть экспозиции он осмотрел и, потирая плечи, чтобы прогнать холод, с удовольствием направился к следующему портрету.
– Экскурсовода здесь нет, наверное, потому, что никто не соглашается работать в условиях Крайнего Севера.
Вадим внимательно рассматривал портрет работы Карла Брюллова, удивляясь причудливой заколке, будто шпагой пронзившей аккуратненькую головку девушки. Именно аккуратненькую, не более.
Рука Вадима застыла на плече, когда он перевёл взгляд на следующую картину. Откуда-то снизу, с холодных каменных плит, поднялась волна горячего, обжигающего воздуха. Ему внезапно стало жарко. Вадим замер. Он был уверен, что даже не моргает, до того увиденное заставило его почти окаменеть. Он бы решил, что у него остановилось сердце, если бы оно не стучало как бешеное, напоминая о том, что он не камень, а лишь оглушённый неожиданностью человек.
– Глаза зелёные… – прошептал Вадим, еле шевеля губами. – У неё зелёные глаза…
С портрета, висевшего в галерее, на Вадима Аболемова смотрела девушка из его сна. Смотрела огромными зелёными глазами.
Главы 5, 6
Глава 5
Вадим и сам не знал, сколько простоял, глядя на портрет. Он уже не чувствовал холода, царящего в галерее. Он ничего не ощущал. В голове и сердце Вадима Аболемова билась лишь одна мысль – «Она есть! И я приближаюсь к ней! И этот портрет – тому подтверждение!» И он не в силах был оторвать взгляд от портрета – теперь он знал, что волосы у женщины из его сна были светло-каштановыми, кожа сияла жемчужным блеском… А глаза были густого зелёного цвета. Ни разу Вадим не видел настолько выразительных глаз. И, наверное, согласился бы с сотрудницей галереи, что этот портрет – сильное преувеличение, плод фантазии автора, если бы сам точно не был уверен, что такая женщина существует. Что она есть, и он это чувствует.