– Уже поздно. Я все испортил.
– Я бы хотел помочь, если ты мне позволишь… – осторожно прозвучал голос его дяди.
Гарри опустил голову от стыда. В глазах Северуса, в его лице он не видел жалости. Или холодности. В его черных глазах блестело что-то, что напомнило Гарри его Северуса и в этот момент сердце юноши заболело и сжалось, он почувствовал, что не стоит этой заботы и принятия. Он не был достоин их. Больше нет.
– Мне уже нельзя помочь, – сказал он и поднял голову. – Мне очень жаль.
Печаль скользнула по лицу мужчины:
– Тогда увидимся на занятиях по Защите, – хрипло сказал он и в следующий момент его уже не было видно.
Глава 16. Битва должна продолжаться.
Гарри больше не хотелось жить. Сильнее, чем когда бы то ни было. Он был согласен с Гермионой. Он был отвратительным мерзавцем и никем больше. У него не было оправданий. Он не заслуживал жизни. Те слова эхом отдавались в его голове, куда бы он ни пошел, что бы ни делал. У него не было оправданий, ему не было прощения.
Все еще под влиянием последних разговоров, юноша не мог сдвинуться с места, когда Северус оставил его: он так и стоял в пустом коридоре, прислонившись к стене.
Ничего не было как прежде – это чувство стиснуло грудь Гарри. Дамблдор умер. Ремус тоже. А он… холод сдавил его горло. Постепенно он начал понимать разницу между ответственностью за смерть Седрика и Фреда, и ответственностью за события предыдущей ночи. Последние были совершенно, абсолютно и полностью его виной. Все было другим. В первый раз за всю жизнь он чувствовал себя потерянным. Это было хуже, чем мог бы быть поцелуй дементора. Он предал того, кто доверял ему и любил его, кто всегда был рядом, когда ему нужна была поддержка.
Что произошло? И почему? Почему он набросился на нее?
Не в первый раз за день он попытался воссоздать мозаику тех часов, чтобы понять, чтобы увидеть… Но это было слишком трудно, все казалось слишком туманным и изменчивым, не было ничего определенного, только разрозненные картинки.
Он знал только одну вещь: прошлой ночью ему нужно было, чтобы кто-нибудь был с ним, обнял его, он боялся ожидающей его ночи, бессонницы и коротких дремот, наполненных кошмарами, но он не хотел принуждать девушку остаться!
А теперь она не хочет разговаривать с ним и он прекрасно ее понимает.
Даже больше, он, наконец, смог понять Северуса. Он вспомнил их последнее Рождество, проведенное вместе, полный боли рассказ дяди о том, как тот был Пожирателем Смерти и его резкие слова, когда Гарри предложил называть его отцом: «Я не заслуживаю!…» Сколько раз мужчина повторял это?
«Я не заслуживаю того, чтобы жить…» «Я не заслуживаю быть твоим отцом…» «Я не заслуживаю быть любимым…» и так без конца. Гарри всегда думал, что он понимает Северуса. Но только теперь он понял, что понимать можно по-разному.
Он тоже не заслуживал жизни. Он был ничуть не лучше чем те, кого он презирал: Малфой и его приятели-Пожиратели Смерти, или те люди, которые мучили его прошлым летом. И превыше всего была необратимость содеянного.
Что произошло?
Было бы легче, если бы он смог хотя бы вспомнить, что случилось. Поведение Гермионы позволяло ему кое-что предположить – самый худший из возможных сценариев, а его воспоминания, кажется, подтверждали ужасные подозрения. И мысль о нем, сделавшем это с Гермионой, вдруг так потрясла юношу, что он упал.
Так его и нашел Арес: стоящим на коленях над собственной рвотой, его плечи вздрагивали от рыданий.
– Квайетус? – мальчик осторожно подошел ближе и присел рядом.
Кто-то мягко притронулся к его плечу и Гарри почувствовал, что его тихонько поднимают.
– Пойдем. Я отведу тебя в твою комнату.
Гарри был так слаб, что не мог протестовать, рыдания сдавливали его горло, так что он смог выдавить только короткие фразы:
– Оставь… одного… заслуживаю…
Но Арес только крепче держал его и после коротких размышлений о состоянии Гарри, он помог другу добрести до пустой классной комнаты.
– Филч не будет счастлив из-за тебя… – сказал он, шутя, думая о грязи, которую они оставили в коридоре. Но увидев гаррину скорбь, он стал серьезным.
– Что случилось?
Гарри сполз вниз по стене и притянул колени к груди.
– Оставь меня одного, пожалуйста, – просипел он через пересохшее горло. – Я не заслуживаю твоей заботы.
– Ерунда, – пробормотал Арес и сел рядом с ним. – Мы до смерти переволновались из-за тебя, ты в курсе?
Гарри понял, что Арес не уйдет и сменил тему:
– Что произошло, почему меня освободили в такой спешке?
– Много чего, – улыбнулся Арес. – Сначала газеты написали, что ты был в сговоре с профессором Нуар. На следующий день стало известно, что профессор Снейп снова официально заявил права на опекунство над тобой и получил их. Это было довольно невовремя, учитывая его прошлое… Министерство хотело арестовать его тоже, но Джордж отправился туда и дал показания о том, что профессор Снейп спас его и пытался спасти Фреда во время нападения, когда Фреда убили. Экс-министр, Патил, подтвердил достоверность показаний профессора, которые он дал после вашего побега от Ты-Знешь-Кого прошлым летом. Но, естественно, все эти новости были опубликованы дня через два… Затем появился кузен профессора и попытался освободить тебя как-нибудь – кстати, этот Эндрюс намного дружелюбнее, чем твой дядя – и у них с Джорджем появилась идея использовать прессу против партии Диггори. Поэтому через три дня Правдобор опубликовал интервью с профессором, где он рассказывал о вашем заключении в Поместье Кошмаров, его заключении в Министерстве и о пытках авроров. А потом, ко всеобщему удивлению, все понеслось в тартарары…
Арес улыбнулся и Гарри не смог сдержать любопытство:
– Что случилось?
Его друг усмехнулся:
– Внезапно множество людей выступили с такими же рассказами, что и профессор и через три дня Министерство было похоже на форт в осаде. Даже в Пророке начали осуждать их методы допросов и вдруг все озаботились твоим благополучием. Кто-то высказал идею, что твое заключение – это просто личная месть Министра тебе и – это самое удивительное во всей истории – кто-то предложил допросить Малфоя. А Малфой, очевидно, в ярости на своих бывших дружков, которые не спасли его от превращения в сквиба и заключения в Либерти, дал показания против них. Он рассказал суду, что Седрик был убит Питером Петтигрю и что ты всегда был врагом номер один для Ты-Знаешь-Кого, а не его союзником, и все такое. Видя признание своего друга, … мой отец сделал то же самое.
Арес опустил голову. Гарри вздохнул и тронул его за руку:
– Еще так больно?
Мальчик просто кивнул:
– Эта война превратила слишком многих из нас, детей, в бездомных.
Слова Ареса снова напомнили Гарри о Гермионе и легкое облегчение, которое возникло, пока он слушал друга, исчезло. Он снова ощутил тошноту и головокружение. Это ранило. Это ранило слишком сильно, чтоб можно было вынести.
И короткий рассказ Ареса не помог. Узнав, как много людей пытались вытащить его, считая, что он стоит этого, беспокоясь о его благополучии… Что Северус объявил себя его опекуном и рассказал прессе об их заключении… Но Северус не помнит этого! Как тогда он смог рассказать об этом? Гарри вдруг ощутил гнев, но тут же подавил его. Он не имеет права сердиться на своего дядю. Он не имеет права сердиться на кого бы то ни было, кроме себя.
– Как я хочу, чтобы все это закончилось, – вдруг пробормотал он.
Арес проводил его обратно в гостиную. Только когда они расстались, Гарри вспомнил, что так и не узнал, как Гермиона нашла его в Хогсмиде прошлой ночью. Но он не отваживался спросить ее. Он боялся, что Гермиона подумает, что он пытается избежать ответственности за то, что сделал. Нет. Он ничего не мог сделать, чтобы помириться с ней, но дать ей время казалось хорошей идеей.
Потому что он не хотел умирать, не извинившись. Он не хотел умирать, зная, что Гермиона ненавидит его.
Гермиона… Каждый раз, думая о ней, он ощущал тоску и боль, физическую боль там, где находилось сердце. До этого момента Гарри считал сердечную боль просто метафорой. Теперь он знал лучше.
На следующий день его пригласила к себе Макгонагал.