Смертный приговор для Фоули был делом решённым. Самым большим грехом этого парня был его упрямый, независимый характер. Он шёл наперекор всему и всем; не страшился поцапаться с охранником, заранее зная, что расплачиваться придётся свежим мясом с собственной спины. Но никто никогда не слышал, чтобы Козёл издал хотя бы один вопль, когда его истязали в подвале. Этот факт наделил его странной репутацией: остальные заключённые пришли к выводу, что Козла защищает какая-то колдовская сила.
— Да его сам дьявол охраняет! — с ужасом и восхищением шептали они. — Ведь такое обычному человеку ни в жизнь не выдержать! Наверняка он заколдованный, поэтому ничего и не чувствует!
— Точно! — соглашались другие. — Он в сговоре с самим Стариканом! Обчистил все карманы в Цинциннати, а потом собрал всех чертей в Колумбусе и сделал то же самое здесь!
Им верили. Да и то сказать — если есть человек, которому мантия тайны и загадки была бы к лицу, то это, безусловно, Козёл Фоули. Тощий-претощий, а глазах такой огонь, такая завораживающая сила, каких я больше никогда и ни у кого не видел. Помню охвативший меня трепет живого интереса, когда я впервые заглянул в эти глаза, пылающие алым огнём непокорства.
Я остановился около охранника, чтобы передать ему приказание начальника тюрьмы. К нам нервной, поспешной походкой приблизилась высокая, костлявая, почти бесплотная фигура. Она двигалась с такой скоростью, что казалось, будто она несётся по воздуху, не касаясь травы. На одно краткое мгновение фигура приостановилась и бросила на тюремщика горящий ненавистью взор. Зрелище было жутковатое: на охранника словно наслали какое-то страшное проклятие.
— Чёртова жердина! — процедил тюремщик сквозь зубы. — Сглазил, чёрт бы его побрал! Ну, ему это так не пройдёт!
— Кто это?
— Кто? Дьявол его раздери — Козёл, кто же ещё! Больше на такое никто бы не отважился. Он может убить одним взглядом. Ну да ему самому осталось месяца два-три, не больше, чтоб ему гореть в аду!
Фоули был знаменитым на весь Огайо виртуозом по части чужих карманов. Его проворные, призрачно-лёгкие пальцы обеспечивали ему неплохой доход. К этой профессии я особого почтения не испытывал — так, несерьёзная и неприятная штука. До тех пор, пока не поговорил с Фоули. Он так же гордился своим «талантом», как гордится музыкант, или поэт, или грабитель поездов. Вот только общество не оценило искусства Фоули — он загремел на два года.
Эти два года стали для Фоули настоящей медленной казнью. Он с первых же шагов в кутузке познакомился с ужасами подвала. Парень был нельзя сказать чтобы из отчаявшихся, не был он и злодеем, он просто не знал, в какой крендель надо бы сгибать спину, когда надзиратель требует беспрекословного повиновения. Фоули по характеру был неукротимым, легко взрывающимся типом. Он не желал покоряться, и потому его изводили нещадно, только что напрямую не убивали. Когда он появился в тюряге, он весил 200 фунтов,[32] а когда я впервые увидел его, в нём не было и 142,[33] и это при росте в шесть футов![34]
Тюремный срок Фоули подошёл к концу, когда он уже два месяца работал на падающем молоте. В слесарке этот массивный инструмент приводился в действие с помощью мышечной силы человека. Жестокая, изматывающая работа. В течение шестидесяти дней руки и ноги Козла находились в непрерывном движении: большие молоты управлялись ногами посредством педалей, маленькие — руками. Изящное телосложение Фоули не выдержало такой нагрузки.
И только окончание срока спасло его от смерти.
Когда он пришёл в кабинет начальника тюрьмы за документами, то был больше похож на тень, чем на живого человека.
— Игра окончена, — сказал он. Его яркие карие глаза сияли прежним неукротимым огнём, хотя от голоса остался только еле слышный хрип, а руки исхудали до прозрачности.
— Мне каюк, — продолжал он, и в его голосе не было и следа жалости к себе или раскаяния. — Испущу дух тихо-мирно на том же холме, где родился. У меня есть несколько тыщ, на похороны хватит. На этой планете мне отвели целых двадцать восемь лет — пожалуй, достаточно. Я доволен. Мой последний вздох будет на свободе!
Фоули не принял во внимание существования Кэла Крима, как не принял во внимание бойкота. Забыл, что как только он выйдет на свободу, то станет законной добычей любителей охоты на людей.