— Ну как, денежки водятся?
Разговаривая с людьми, подобными нашим ночным спутницам, Портер перенимал их манеру речи и их мысли.
— Да какие там денежки, скажете тоже…
Мэйм была полностью поглощена бифштексом — уписывала за обе щеки, не останавливаясь, и прервалась только чтобы ответить:
— Едва наскребаем, чтобы заплатить два доллара в неделю за комнату. Если привалит удача — то хотя бы нажираемся, а если нет — кладём зубы на полку. Ведь редко попадаются такие шикарные господа, как вы.
— Вы даже не знаете, что это такое — когда живот сводит, — тихо добавила Сью. Она тоже была зверски голодна, однако невероятным усилием воли удерживалась от того, чтобы не последовать примеру Мэйм и не наброситься на еду с той же жадностью. — Вы никогда так не мучились, как мы.
— Да, конечно. — Билл подмигнул мне. — Трудновато вам здесь приходится, я правильно понимаю?
— В самую точку на этот раз. Очень трудно. Если обрастёшь толстой шкурой — считай, тебе повезло. А если нет — ложись и помирай. — Сью откинулась назад и уставилась на свои длинные, тонкие пальцы. — Вот так с Сэди случилось. Мы с ней приехали сюда из Вермонта вместе. Думали, устроимся певичками. Удалось устроиться в хор, и одно время мы жили очень даже неплохо. Потом пришло лето, труппа распалась, и мы остались без гроша.
Получить работу нигде не удавалось, и мы голодали по-страшному. Бедная Сэди вся измучилась, испереживалась, всё думала о Бобе Паркинсе, молилась, чтобы он вдруг объявился, как обещал. Она с ума по нему сходила, и когда мы уезжали, он пришёл и сказал, что заберёт её обратно, если у неё не сложатся дела.
Так оно всё и шло, и я больше не могла этого выносить. Вот и отправилась на улицу — заработать на жратву. Мне плевать было, что это грязные деньги. Но Сэди отказалась. Сказала, что не может разбить сердце Боба. Он придёт за ней, он обещал. Через пару недель я вернулась, у меня скопилось чуток монет, и я хотела отправить Сэд домой. Но её уже не было. Она потеряла надежду, что Боб придёт, и покончила с собой. Задушилась газом в той самой комнатёнке, где мы с ней жили.
Портер разливал кофе и впитывал в себя каждое слово.
— Наверно, Боб так и не появился?
— Нет, он таки пришёл. Сказал, что искал нас повсюду — обивал пороги всех меблирашек в городе. Я рассказала ему. Это был ужас. Он сидел и долго не мог ни слова вымолвить.
А потом принялся выспрашивать меня про Сэди, почему она не дала ему знать, что ей плохо. Я выложила ему про все наши мучения. Он сказал лишь: «Господи, Сью, вот, возьми, купи себе еды».
Он дал мне пять долларов, и мы с Мэйм заплатили за комнату, а на остальное харчевались — прошла уже целая неделя. Больше я Боба не видала. Он страшно переживал.
Сью говорила резко, отрывисто, но Портер больше не обращал на её слова ни малейшего внимания. Внезапно он поднялся, подошёл к маленькому столику и вернулся обратно с книжкой в руках. Это был роман «Короли и капуста».
— Прочтите это на досуге и скажите мне потом, что вы думаете.
Ужин окончился. Портеру, похоже, не терпелось избавиться от всех нас. Барышни с готовностью удалились. Та, что была поменьше ростом, с сожалением окинула взглядом хлеб и мясо, оставшиеся на столе:
— Ой, сколько у вас осталось на завтрак!..
Я схватил какую-то бумажку, лежащую на стуле, завернул в неё остатки еды.
— Возьмите с собой.
Сью смутилась.
— Мэйм! Побойся Бога, какие у тебя руки загребущие!
Но Мэйм лишь смеялась.
— Никогда не знаешь, когда настанет чёрный день!
Портер был занят. Он, кажется, даже не заметил, что они ушли. Сюжет захватил его и не отпускал. Он уже чувствовал аромат резеды.
Сью передала свою историю Чародею. Он провёл её через тончайшую мастерскую своего ума, и в мир вышел щемящий реализм «Комнаты на чердаке».
Глава XXIX
Если Портеру, как никому до него, удалось уловить Голос Большого Города, если он проник в вены, ведущие к самому сердцу этого города — то это потому, что он, как одержимый жаждой золота старатель, беспрестанно вонзал свою кирку в асфальт. Он копал на улицах и в ресторанах Манхэттена. Он пронзил неподатливый гранит его материализма и обнаружил таящийся в его глубинах клад любви и поэзии.
Сквозь слой обыденности его глазам представало сочное золото юмора и грусти. Нью-Йорк был его прииском. Но удача Портера подкреплялась железной целеустремлённостью, а не приходила по воле слепого случая. Ни один писатель никогда не работал с такой тщательностью и настойчивостью, как О. Генри. Он был из породы неустанных исследователей.