Торин молчал, давая Трандуилу время освоиться. Он видел, как восхищенно эльф оглядывается вокруг и глубоко, неспешно дышит. Он вытянул вверх руку, и гному показалось, что сама звезда оказалась на его ладони, посеребрив своим светом тонкую кожу и серебряные перстни на длинных пальцах.
Трандуил прошелся по периметру и остановился вблизи лестницы, по которой они поднялись.
- Я хочу там побывать. – Он указал рукой на север, где через несколько лиг от горы лежало маленькое озеро, в котором тонули звезды. Торин несколько смешался, не поняв, относилось ли эта просьба именно к нему, и было ли это вообще просьбой, а не требованием, но ответил:
- Хорошо.
Потом подошел к Трандуилу и вдруг спросил:
- Скажи, почему ожерелье, которое отказался отдать тебе мой дед, так для тебя важно?
Трандуил некоторое время удивленно молчал, обдумывая вопрос, потом скользнул вперед, поплыв по площадке.
- Потому что это ожерелье моего отца.
Гном молчал, ожидая продолжения, и Трандуил заговорил вновь:
- Когда мы с отцом пришли в Эрин Ласгален из разрушенного Белерианда, лесные эльфы мало чем отличались по нраву от тех, какие они есть сейчас. Осторожные, подозрительные, они опасливо относились ко всем чужакам, коими были и мы, хоть и принадлежали к королевскому роду Тингола. Много прошло десятилетий, прежде чем они приняли нас в свои ряды, и еще больше – прежде чем захотели видеть в нас своих правителей. Ожерелье из камней Ласгалена – это дар лесных эльфов Ороферу, моему отцу – как признание его своим королем и покровителем. Символ любви народа, доверия к своему королю и его незыблемой власти в Эрин Ласгалене.
- Ты тоже носил его когда-то? – поспешно спросил Торин, чувствуя, как эльф отдаляется от него, погружаясь в пучину воспоминаний.
- Нет, Торин, - Трандуил скорбно склонил голову. – Я восходил на трон под звук поминальных песен, ибо в битве Дагор Дагорлад мой отец пал, и я увел в Эрин Ласгален менее чем треть наших воинов. Ожерелье, бывшее в битве на шее моего отца, было разбито, и я долгие годы не решался отдать его на переплавку, малодушно боясь пробуждения страшных воспоминаний. Символами моей власти были лишь дубовый посох и корона.
- Почему тогда дед говорил, что сокровище принадлежит гномам?
Трандуил обернулся, посмотрев Торину в глаза.
- Трор делал то, что хотел, - жестко сказал он. – Но он был прав в одном – ожерелье действительно принадлежало рукам гномьих мастеров. Задолго до рождения Трора и освоения Одинокой горы лесные эльфы были дружны с гномами Гундабада – твоими предками, пробудившимися в этой части Мглистых гор. По связывавшей их дружбе гномы согласились выковать для эльфов королевское ожерелье. Оно выглядело тогда совсем по-другому, Торин. Гномы древности еще не умели делать таких красивых вещей, какие научились делать твои ближайшие родичи, но оно тоже было великолепно. И, к сожалению, слишком хрупко, чтобы выдержать удар оружия. Лишь спустя многие столетия я решился отдать его на переплавку – уже Трору – и его мастера, должен признать, намного превзошли своих предков. Но ты знаешь, чем это закончилось.
- А если бы Трор отдал бы тебе тогда ожерелье? – взволнованно спросил Торин, чувствуя вину за поступок своего деда, так же как и давнюю обиду на Трандуила за то, что не пришел на помощь, когда на Эребор напал дракон. – Было бы все иначе? Помог бы ты нам тогда в борьбе со Смаугом?
- Вряд ли, Торин. – Трандуил отвернулся, направившись к другому краю. Он долго молчал, смотря вдаль, и лишь потом задумчиво добавил: – Но, возможно, я бы не отказал вам в помощи в дальнейшем.
Они замолчали, погруженные каждый в свои думы, но столь многое произошло в последнее время – того, что связало крепче любых уз, - что прошлое отступило и развеялось. Торин подошел к Трандуилу и, потянув за собой, попросил:
- Сядь, пожалуйста.
Трандуил удивленно взглянул, но все же опустился на каменную скамью. Торин зашел сзади и осторожно отвел серебрящиеся в свете молодой луны волосы, откинув их за плечо. Вынув из лежащего в кармане мешочка ожерелье, он наложил его на грудь эльфа и осторожно застегнул сзади. Захотелось обнять, но он лишь слегка сжал плечи Трандуила. Тот же судорожно вздохнул, коснувшись пальцами белых камней, холодивших открытую шею.
- Теперь ты законный правитель Эрин Ласгалена, - усмехнулся Торин, обойдя эльфа. Трандуил поднял на него глаза, и столько благодарности было в его взгляде, что Торин почувствовал, как его сердце тает. Приблизившись к эльфу, он скользнул руками под тяжелые волосы и притянул его к себе. Они целовались глубоко и медленно, и даже при этом в конце концов закончилось дыхание. Торин раздосадовано вздохнул, оторвавшись от мягких губ, и посмотрел на небо. Звезды сменили положение - было далеко за полночь.
- Пора идти, - с досадой пробормотал он.
Трандуил судорожно вздохнул, и Торин приподнял его лицо, зашептав:
- Если ты хочешь, я распоряжусь, чтобы завтрашние празднества проходили снаружи. Установим шатры…
- Боюсь, твои родичи не оценят подобного нововведения, - усмехнулся Трандуил, скользя руками по поясу гнома.
- Им ничего не останется…
Трандуил рассмеялся и неуверенно прижался лбом к шее Торина.
- Это лишнее, Торин, - сказал он. – Я уверен, что сумею пережить эти три дня, если…
- Если что? – Торин приподнял пальцами его подбородок и заглянул в глаза.
- Если ты будешь со мной. – Трандуил глубоко вздохнул, озвучив самую сложную для него просьбу. Торин же почувствовал, как растеклось по его венам тепло, и быстро поцеловал его в висок, шепнув:
- Убери стражу от своих покоев. Я скоро приду. – И решил все-таки сделать некоторые указания относительно завтрашнего дня.
***
Торин тихо затворил за собой дверь и, избегая смотреть в сторону кровати, принялся одну за другой тушить свечи. Оставив лишь две из них, он наконец осмелился остановить взгляд на расправленном ложе, на котором в напряженной позе застыл Трандуил. Широко распахнутые глаза выдавали владевшие над ним сейчас чувства: смятение, ожидание и… страх? Торин и сам был взволнован, хоть и прятал свое смятение за методичными действиями. На самом деле, как и Трандуил, он не до конца осознавал, чего ждал от этой ночи, и чего на самом деле жаждало его сердце.
Торин медленно скинул с себя верхнюю одежду и взошел на кровать. Может быть, сказалось выпитое вино, переживания или просто нежность, но он больше не спрашивал себя, что должен делать. Склонившись над эльфом, он осторожно коснулся пальцами его щек, побежал легкими касаниями по скулам, темным бровям, вискам. И неожиданно успокаивающе поцеловал в опустившиеся веки, зарывшись пальцами в мягкие локоны. Трандуил судорожно вздохнул и, всё еще будучи не в силах расслабиться, сжал пальцами шелковые простыни. Торин скользнул чуть вверх и оставил поцелуй между бровями, заставив разгладиться образовавшуюся морщинку, поцеловал кончик носа. Он все еще чувствовал напряжение эльфа и бессознательно старался успокоить его, покрывая лицо легкими ласковыми поцелуями, пока пальцы мягко скользили по нежной коже щек, скул и шеи.
«Умерь свой пыл, - когда-то сказал ему отец, когда Торин был еще совсем молод и без оглядки пользовался своим положением, завлекая к себе гномьих красавиц. – Желанной может быть лишь любимая». И только сейчас, по прошествии многих лет, Торин до конца осознавал всю глубину этого высказывания. Бесконечные годы лишений и скитаний изменили его, ожесточив сердце и охладив душу, и красота живущих уже не вызывала в нем прежнего пыла. Но любовь к красоте эльфа родилась сквозь тьму. Сквозь боль, горечь и страх. Сквозь восхищение за силу духа, за невероятную волю и, как бы это ни было странно, сквозь удивительную ранимость и чувствительность эльфийской души. Торин полюбил Трандуила не за внешность, но за внутренние красоту и силу, и лишь потом, со временем, с удивлением начал осознавать, насколько красивым был эльф внешне. Прекрасным, неповторимым, совершенным. И как гармонично и правильно сейчас смешивалась эта любовь – исключительно возвышенное состояние души - с устремлениями его тела, просыпавшегося, отзывавшегося сладостной дрожью от соприкосновения с любимым созданием. Любимым и только оттого желанным. И столь же отчаянно хотелось защитить – не только от всего света, но и от собственных действий, поспешности и нетерпеливости. Именно поэтому, изо всех сил сдерживая потребность собственного тела, дававшую о себе знать где-то в области паха, Торин с помощью медленных поцелуев и ласк терпеливо уговаривал Трандуила расслабиться и по-настоящему ему довериться.