Гарриет, которая уже опускала голову на свёрнутое несколько раз одеяло, служившее ей подушкой, яростно прищурилась. Она приподнялась и оперлась на локоть.
— Судя по тому, что рассказала Тереза, наша группа вырвалась из Лабиринта на три дня раньше вашей. В последней битве мы потеряли гораздо меньше людей и убили куда больше гриверов, чем вы. Не думаешь же ты, что мы не справимся с каким-то жалким мальчишкой-подростком? Да одной левой.
— А совесть не замучает? — Ему оставалось уповать лишь на то, что эта мысль не даст им покоя.
— Помучает-помучает и перестанет. — Она показала ему язык. Нет, в самом деле — показала язык! Потом положила голову на «подушку» и закрыла глаза.
Соня сидела, скрестив ноги, и спать, по-видимому, не собиралась.
— У нас нет выбора. ПОРОК сказал, что это наша единственная задача. Если мы её не выполним, они не пустят нас в Мирную Гавань. Мы умрём здесь, в Топке.
Томас пожал плечами.
— Тогда понятно. Пожертвовать мной, чтобы спасти себя. Очень благородно.
Она пристально уставилась на него, Томас ответил тем же — ему пришлось призвать всю свою силу воли, чтобы не опустить глаз. Первой не выдержала Соня, отвела взор и улеглась к Томасу спиной.
К нему подошла Тереза. Лицо её не выражало ничего, кроме раздражения.
— Что это вы тут разболтались?
— А, так, всякие глупости, — пробубнила Гарриет. — Скажи, пусть он заткнётся.
— Заткнись, — приказала ему Тереза.
Томас хохотнул:
— А что ты будешь делать, если не заткнусь? Убьёшь, что ли?
Она ничего не ответила, лишь смотрела на него ничего не выражающими глазами.
— Почему ты вдруг возненавидела меня? — спросил он. — Что я тебе сделал?
Соня и Гарриет повернулись, как по команде — им тоже была охота послушать — и переводили быстрые взгляды с Томаса на Терезу и обратно.
— Сам знаешь что, — наконец ответила Тереза. — И все здесь знают — я им всё рассказала. Но даже из-за этого я не стала бы опускаться до твоего уровня и сводить с тобой счёты. Мы убьём тебя только потому, что другого выбора нет. Извини. Жизнь — штука жестокая.
«Мне показалось, или действительно в её глазах что-то мелькнуло?» — подумал Томас. Что она пытается ему сказать? А вслух он спросил:
— Что это значит — «опускаться до моего уровня»? Я никогда в жизни не убивал друзей ради спасения собственной жизни. Никогда.
— Я тоже. Вот почему я рада, что мы не друзья.
Она собралась уходить.
— Так что же я тебе сделал? — поспешно спросил Томас. — Извини, но дело в том, что у меня провалы в памяти — ты же знаешь, это у нас сплошь и рядом. Напомни, пожалуйста.
Она резко обернулась и неистово воззрилась на него:
— Не смей меня оскорблять! Сидишь там, прикидываешься, будто ничего не случилось! А сейчас заткнись, не то получишь ещё один фингал на своё прелестное личико.
Она зашагала прочь, и Томас затих. Он поёрзал, устраиваясь поудобнее, прислонил голову к мёртвому стволу дерева и закрыл глаза. Да, ситуация — хуже не бывает, но он был решительно настроен распутать узел и остаться в живых.
И в конце концов он уснул.
ГЛАВА 47
Сначала его сон был беспокоен, несколько часов он промучился, ворочаясь и ёрзая, пытаясь найти более удобную позицию на твёрдой каменистой почве. И наконец, вместе с глубоким сном к нему пришло сновидение.
Ему пятнадцать. Он не знает, откуда ему это известно. Память так подсказывает. Значит, это всё же не совсем сон, это воспоминание?
Они с Терезой стоят около огромной консоли со множеством экранов. На каждом экране — различные изображения, имеющие отношение к Приюту или Лабиринту. Некоторые из изображений движутся, и Томас понимает, почему: съёмки производятся жукоглазами, а тем ведь необходимо время от времени менять позицию. Когда это происходит, то картинка на экране выглядит так, будто её видишь глазами крысы.
— Не могу поверить. Они все мертвы, — говорит Тереза.
Томас озадачен. И снова он не совсем понимает, что происходит. Он — внутри этого мальчика, он — действительно Томас, но тем не менее он не имеет понятия, о чём говорит Тереза. Безусловно, не о приютелях: вон, на одном из экранов — Минхо с Ньютом бредут через лес, на другом — Гэлли, сидит на скамейке... Алби — распекает какого-то незнакомого Томасу приютеля.
— Мы же знали, что так и должно было случиться, — отвечает он наконец, не понимая, почему говорит так.
— Всё равно это тяжело. — Они не смотрят друг на друга, их взгляды прикованы к экранам. — Теперь всё зависит от нас. И от людей в бараках.
— Ну хоть с этим всё в порядке, — отзывается Томас.