— Ну так, княжич, Иван Иваныч, — Яков поднял на меня свои выцветшие от постоянного жара голубые глаза и вздохнул, тиская шапку еще интенсивнее, чем сразу же привлек мое внимание к этому проклятому предмету, — я ж откуда знаю? Приехал боярин какой-то, давай мне в рожу писулькой какой-то тыкать, а мы грамоте не обучены, никто. Ни я, ни Васютка, ни Ванька, ни, прости господи, Федька. Так я и сказал боярину, что, мол, не смогу прочесть то, что на бумаге накалякано. Тогда он на словах волю передал, забрать все новые пушки и ядра к ним. А кто я такой, чтоб препятствия боярину чинить?
— Чью волю этот боярин тебе передал? — прорычал я, чувствуя, что еще немного, и кого-нибудь придушу. Просто схвачу за горло и придушу.
— Так твою волю-то, — Яков смотрел на меня, хлопая обгоревшими ресницами, явно не понимая, что я от него требую. Спокойно, Ваня, мастер нисколько не виноват, что при московском дворе что-то явно назревает. Он и слова-то такого «интрига» не знает.
— Яшка, говори мне только правду, — я потряс у него перед носом указательным пальцем. — Ядра-то хоть хорошо по стволам идут?
— Дык, каждое самолично проверял и перепроверял, княжич, — во взгляде мастера мелькнуло возмущение, что я вообще мог о таком кощунстве подумать, как неподходящие для пушки ядра.
— Так, хорошо, это хорошо, — я потер лоб, пытаясь понять, как выйти из положения, в которое попал. Пушки были новые. Нет, они были не просто новые только что сделанные пушки, они были принципиально новые, потому что были медные, а не железные, и отлитые, а не кованные. В плане прогрессорства — это хорошо. А вот в плане битвы, не очень, потому что, сука, они не прошли полевых испытаний! Ни из одной из тех пушек, что уехали в обозах к Твери, еще ни разу не стреляли! И что в этом случае может пойти не так, правда ли? А ведь прошли всего лишь сутки после объявления похода на Тверь. И князь обещал мне повременить с ним, пока не убедится, что я достаточно здоров для этого похода. Но войско собирается такими темпами, словно на Москву Орда прет на всех парах. Яков тем временем переложил шапку, на которую я продолжал смотреть в другую руку, заставив меня встрепенуться. — Яшка, еще есть пушки в Пушечной избе?
— Дык, четыре остались. Старые, железные еще. Одна медная, которую я тебе и великому князю показывал, да к фитилю которой великий князь собственной рукой факел поднес. Да ты сам помнишь о том, княжич, ведь вместе мы на том поле были, — я кивнул, что, мол, да, помню, вот речь не об этом сейчас идет.
— Собирай все пять. Еще одним обозом потащим. Ядра к ним собери. Самого тебя с собой я не возьму, дел у тебя много, великому князю пушки дюже нужны, а вот двух подручных своих со мной отдашь. Кто тебе больше не жалко, того и соберешь вместе с пушками, — ко мне подбежала какая-то девчонка из дворовых, я не обратил на нее внимания, и протянула мне корзинку с пирогами. Я невольно нахмурился, вспоминая, когда я просил перекус, но быстро отбросил это дело, потому что могу и не вспомнить. Я со вчерашнего дня, кроме тех купленных пирогов ничего не ел, поэтому вполне мог и приказать, жрать-то хочется, да так, что живот сводит. Не глядя, схватив первый попавшийся под руку пирог, я принялся трясти им у опешившего Якова перед носом. — Тебе все понятно?
— Да как не понятно-то, понятно, — он кивнул и нахлобучил на голову свою мятую-перемятую шапку. — Федьку отправлю, да Ваньку.
— Отправляй, — я махнул рукой и поднес пирог ко рту, чтобы откусить кусок, но тут во двор вышел князь Холмский и я, опустив руку, поспешил к нему. — Здравствуй, боярин, вот ты-то мне и нужен, — я зло посмотрел на прославленного полководца.
— Здравствуй, княжич, — Холмский улыбнулся, окинув меня пристальным взглядом. — Вижу я, лучше тебе сегодня. Не мучат больше боли?
— Твоими молитвами, боярин, не иначе, — я в свою очередь смотрел на него, забыв даже про пирог, зажатый в руке. — Я тоже много чего вижу, особенно вижу, что ты, боярин, не отговорил великого князя обождать пару деньков, а как стращался сделать это, как стращался. Или у тебя свой резон в походе на Тверь имеется?
— Какая блоха тебя с утра укусила, княжич? — Холмский даже отступил от моего напора.
— Огромная, с боярина какого-то ростом. Вот только Яков-пушечный мастер не разглядел какой именно боярин.
— О чем ты говоришь, княжич? Али жар у тебя приключился? — Холмский смотрел так недоуменно, что я невольно сбавил обороты.
— Слышал я, намедни, что Ваське твоему сестрицу мою Феодосию великий князь в жены обещал, ежели проявит он себя и не посрамит чести и славы отца своего, — я улыбнулся такой мерзкой улыбкой, что самого передернуло. — Так как же еще доблесть проявить, как не в бою? Пойдет со мной на Тверь сын твой? — я смотрел на него в упор.