— И Великий князь Иван Васильевич не одобрил этого решения, — Образец привстал со своего места.
— А почему? Неужто боится, что я этим своим войском смогу Москву взять и самому править начать, чтобы не плясать уже под его дудку? — я тоже привстал и оскалился. Щека Образца дернулась, доказывая, что я попал в цель. — Вот только не хотел я никогда княжеский венец с головы отца сдернуть, но кто-то постоянно его настраивает на то, что хочу, просто спать не могу, как хочу Великим князем Московским стать.
— И будут петь! Пока ты, мальчишка, не станешь послушен, как и подобает быть хорошему сыну. Пока не вытравишь из своей крови ту часть, что с тверчанкой тебе досталась. Предательское племя, вечно пытающееся обманом взять желаемое! И ты не лучше, чем Мишка Тверской, сбежавший из Твери, лишь только издалека твое малахольное войско заметил.
— Ты как с князем разговариваешь, смерд? — я встал и сложил руки на груди.
— Не князь ты мне. И никогда не будешь князем, — и Образец, забывшись, потянулся за кинжалом.
Удавка обхватила его шею со скоростью атакующей змеи. Волков незримой тенью вынырнул из темноты угла, в котором стоял все это время Образцом незамеченный, и набросил удавку на шею боярину. Боярин захрипел и вскинул руки, пытаясь ослабить давление на шею, но, если удавка накинута по всем правилам, от нее невозможно спастись. Мне во намедни повезло. Убийца не подкрался совсем незаметно, я лежал, чтобы он сумел сразу перекрыть подачу крови в мозг, да и в темноте ему не удалось все правильно рассчитать. А вот сейчас все было совсем по-другому. Сделав жест рукой, я заставил Сергея слегка ослабить давление, и дать Образцу глотнуть воздуха.
— Сколько вас таких, что настраивает против меня собственного отца? — спросил я спокойно, не убирая с груди рук.
— Достаточно, — прохрипел Образец, глядя с ненавистью. — Всех не удавишь.
— Значит, Бельский с Холмским тоже, — я покачал головой, по сверкнувшим глазам получив утвердительный ответ на свой вопрос. Во рту появилась горечь. — Да простит меня Бог, — пробормотал я довольно тихо, но Волков услышал, и удавка затянулась на шее боярина, на этот раз окончательно приводя вынесенный мною приговор в исполнение. Со двора тишину наступившей ночи оборвал громкий крик, а следом послышалась громкая возня и звон металла. Волков отпустил уже мертвое тело Образца, которое мешком упало на пол. — Посмотри, что там, — он кивнул и быстро вышел из палат, я же подошел к трупу и опустился перед ним на корточки.
Скрупулезно сняв пояс с кинжалом в богатых ножнах и нащупав зашитые в самом поясе монеты, отложил его пока в сторону и принялся за обыск. Под подклад была пришита бумага, которая от лица Ивана третьего повелевала мне явиться самому в Москву или в кандалах, на выбор, так сказать. Ну вот и всё, и точки над всеми буквами расставлены. Не сказать, что это стало для меня полной неожиданностью, но было неприятно, да и под ложечкой засосало от принятия неизбежного. Схватив пояс, который считал трофейным, я подошел к маленькому слюдяному оконцу и заглянул в темноту ночи. Как и положено, в слюде отразилось лишь мое лицо: бледноватое, худощавое, я похудел от постоянного недоедания, даже одежда начала болтаться. Аккуратная русая бородка, соединенная с усами, делала это молодое совсем лицо строже, а оттого, несколько старше тех двадцати шести лет, которые Иван прожил на этом свете. Светлые глаза, как практически у всех русичей, на фоне загорелой кожи лица выглядели еще светлее. Я не знаток мужской красоты, но отразившийся в окне парень страшным не выглядел. Точно Иван-царевич, только с кармой какой-то кривоватой.
Крики на улице усилились. Да что там происходит такое? Надо бы пойти посмотреть, но не хочу, просто не могу заставить себя сдвинуться с места, как, скорее всего, не смогли заставить себя сдвинуться с места другие попаданцы, заброшенные в это тело неведомой силой. Они цеплялись за Русь руками и ногами, и, возможно, зубами, но не смогли понять одного: Ивану Ивановичу Молодому Рюрику нет в этой истории места. Вот, положа руку на сердце, смогу ли я сделать для России больше, чем очень скоро взошедшие на престол Василий третий, и за ним Иван четвертый, прозванный Грозным? Ой, вряд ли. Они были образованнейшими людьми своего времени и достойнейшими правителями. Они сделали так, что такое государство как Россия вообще появилось. Они сбросили окончательно татарский хвост и вышли к Уралу, а потом пошли и дальше. Были ли перегибы во время их правления? Безусловно. А у кого их не было? Но сейчас, черт бы всех подрал, такое время! Как можно винить Ивана четвертого в репрессиях или в чем там его еще обвиняют, когда вон, где-то окопавшийся Курицын монументальный труд про Дракулу-воеводу своял. Когда Катькин любимый Риарио людей десятками вверх ногами вешал, а Екатерина Медичи совсем скоро замутит Варфоломеевскую ночь. Когда Томас Торквемада принес свой извращенный трибунал практически во все страны этого мира, а конченный садист и извращенец Крамер выпустил свой «Молот ведьм». Да Иван наш по сравнению с некоторыми, с большинством, чего уж лукавить, деятелями этого времени просто милашка-очаровашка, и невинен аки дитя. И я объективно оцениваю свои силы, и могу утверждать, что на фоне постоянных покушений, и в непрекращающейся истерии различных заговоров, смогу только залить страну кровью, а это ни мне, ни моей родине, которую я люблю, совершенно не нужно.