— Вы помните, как уходили с рабочего места? — задумчиво спросил Акитцу.
— Нет, — помотала головой Эмиллия. — Я совсем ничего такого не помню.
Эмоции Эмиллии действительно зашкаливали. Путаница и не недопонимание, из-за которых хоть волком вой. Но, к сожалению, этим проблемы не решишь, и нужно искать другие пути. Только к чему они приведут, никому не известно.
— Придётся проводить расследование, — прикрыв веки, произнёс Акитцу, выпуская нити силы, расходившиеся во все стороны. Его сила напоминала змей — вилась и изгибалась. Она знала, куда направиться, а там приобрести тело и расспросить тех, кто мог быть свидетелем. Помимо того, задействовать своих людей, которые только и ждали команды «фас».
Эмиллия задрожала. Холод, исходивший от старшего тайплейса ощущался так, словно окутывал её всю. Страх пускал корни вглубь души. Все старые тревоги притухали исчезая бесследно, сейчас возникала другая проблема — подавление разума, несущая в себе боль и страдание тех, кто пострадал от этой силы — силы тайплейсов, с древних времён забирающих жизнь с каждым вздохов любого существа.
Заметив происходящее, Сонорх обнял Эмиллию, кутая моментально в материализовавшийся плед. Дедушке не стоило начинать расследование с этой комнаты, но зная своего деда, понимал — он бы не послушал. Ответил бы в духе того, что если след элементалия рядом, то можно благодаря этому что-то найти. А предупреждать о начале ритуала — иначе действия, происходящего в данный момент — никогда бы не стал. Такие методы нельзя назвать профессиональными, как и те, которыми пользуется убийца. Теперь остаётся лишь ждать и поддерживать Эмиллию. Большее сделать Сонорх на данный момент не мог, ведь даже с него сейчас снимали слепок и упаси его боги сделать шаг и упасть во временную пропасть бездны, из которой никто ещё не выходил живым или здоровым.
В тот момент никто не представлял, куда могут привести следы. Нет, они не обрывались, но и в тоже время вели в запретную часть академии. Ту часть, где находилась могила последнего крылатого единорога, охраняемая рунными лентами по периметру. Обычно для столь древних существ ставили памятники и вспоминали о них каждый год. Но, к сожалению, не в их случае. Этот мир не только позволил умереть единорогу, помимо этого хранитель их мира превратился в умертвие, уничтожавшее всё на своём пути и лишь в его глазах читалась мольба о смерти. Он сам помог загнать себя в организованную клетку и запереть на семь замков, после чего затух не просыпаясь. Именно на том месте в последствии и поставили академию и с помощью лент обновляли заклятие тайплейсов по мере необходимости.
А что сейчас?
Место, в шутку названое тюрьмой, залито кровью. Вокруг оборванные рунные нитки. Лишь одна рунная лента держится из последних сил, сдерживая давно погибшее существо. Оно превратилось в прах, но не такой, как обычный, который развевают по ветру. А тот, что не может поднять ни ветер, ни человек, он не горит и не тонет в воде. Что-то странное и не понятное, с чем не могут до сих пор справиться расы сего мира — именно хранителем старого мира.
Многие задумывались, почему так произошло? Строили свои догадки, проводя опыты, но ничего не добились. А после и вовсе забросили идею, оставляя заботы об этом на будущие поколения.
Если бы Сонорх Фейл рассказал Эмиллии про крылатого единорога до конца всю правду, которую утаил, видя её шок от смерти священного существа, могло ли бы это чем-то помочь? Или, напротив, события, которым предстоит случиться, изменились бы? К сожалению, никто из них не знает, а те, кто сверху, могут лишь наблюдать и делать ставки на догадливость тех, кто снизу.
— Могила… — вымолвил Акитцу Фейл, покрываясь испариной. Для элементалия считанные минуты показались днями, коротаемыми в одиночестве, но резко вернулось тепло и ощущения, возвращающие всё на свои места.
— Могила? — повторила Эмиллия, прикрывая рот ладошкой. Для неё такие слова, как камень, ранящий сердце. К сожалению, элементалий до сих пор не смирилась со смертью матери и скучала по ней. Только понимание, что ничего не изменить, не позволяли раскиснуть, а сейчас память грела душу, несмотря на скребущих на душе кошек.
— Не может быть, — побледнел Сонорх и, обратившись к Эмиллии, добавил. — Оставайся здесь. Тебе не о чем беспокоится, я скоро вернусь.