Эмиллия шокировано перевела взгляд на того, кого приняла за гнома и поняла ей не померещилось. На двух лапах стоял сусликообразный мужичок. Почему суслико? А потому что вместо ног были самые настоящие лапы, шея в рыжей шерсти, как и борода, вместо обычного человеческого носа, чёрный, как у животного. Зато остальное всё как у всех, лишь глаза без радужки тёмного цвета. Да руки мощные, которыми работают каждый день.
— Да дите, — пожал плечами мужчина. — Были гномами, и раз и стали этим. Прокляли наш народ из-за дурного. Вот теперь и мучаемся, да ждём, когда пророчество минует. Авось само пройдёт, коль нет, то пробудим виновного, и пусть снимает, как хочет.
Проклятье — всегда страшное само по себе. Оно влияет не только на тех, кого прокляли, но и на того, кто совершил, то злодеянье. Конечно, не всегда злодеяние подразумевается в этом смысле. Только древней силе наплевать на кого напасть. Будь ты хоть в миллиард чист душой, осадок останется, до тех пор, пока проклятый не сможет скинуть с себя тяжесть оков. А если тот, кто навёл проклятье погибнет… то тогда на его род падёт отдача, как болезнь перекочует на другого, в чьих жилах течёт кровь проклявшего, вредя тому изнутри, как паразит.
А в этом мире, где всё не то, чем кажется. Проклятье как злая шутка или настоящий рок. Да, всё так, того гнома хотели превратить в суслика, но всё пошло наперекосяк. А кто виноват или как снять сию беду теперь никто не знает. Могут только надеяться на благодать богов. Хотя те молчат, они такие же как все порой не многословны.
— Но как же… — залепетала Эмиллия она не знала, как бы утешить или принять то, что видит. — Это же… простите. Никогда бы не подумала, что с вами может произойти такое несчастье. Вас же всегда почитали и хвалили.
— Эх, дите, — развёл в стороны руки гном. — Ты тот мир не вспоминай. Там другие нравы были и жили иначе. Здесь коль тож не плохь, но везде, где нас нет хорошо.
— Но думать так, неправильно, — замотала головой Эмиллия в душе играл протест. — Ладно разные миры. Но! Мы сами вестники своей жизни. Мы сами можем создать себе место, в котором будет хорошо и найти окружение с общими интересами.
— Тшш! — приложил палец к губам гном. — Успокойся элементалий. Ты права и не права, ты юна, как росток. Взрослей и поймёшь старого меня. Эгольфам кликуют меня сродичии меня. Представься и ты дитё.
— Я Эмиллия Грант, — сделав поклон произнесла Эмиллия пристыдившись своего поведения.
— Антуран? — недоверчиво нахмурился Эгольфам насторожено, следя за элементалием, но рядом находилась знакомая виверна. Гном знал чья это заноза, не раз её хозяин помогал им в трудную минуту. Только с проклятьем помочь не сумел, но не велика беда, видимо судьба у них такая.
— Да, — подтвердила Эмиллия ощутив холод, словно добро резко ушло, превращаясь в глыбу неприязни. Элементалий не понимала, чем могла вызвать такие эмоции, но вспомнив отца сама задрожала, как осиновый лист.
Защитный амулет, что дал Эмиллии Сонорх Фейл засиял. Сила в нём невзначай оберегала невесту и в тоже время уже почти одной ногой жену тайплейса от беды. И не укрылось от глаз гнома чудо технологии, в те года сам виновный помог создать оберег несносному юнцу, а это означало лишь одно: истинная пара нашлась и для него.
— Ты прости, — ухмыльнулся Эгольфам и сделал вид что раскашлялся, хотя сам чуть не рассмеялся. Гном понимал, что судьба играет по своим правилам и знает лучше, чему же быть. Но такого не ожидал и причина на то веская, видать девушка не в курсе, а тайна не их.
— Что вы…
— Нет, — решив продолжить путь Эгольфам начал спускаться по ступенькам. — Зналь, почувствовала холод. Без причин мы не серчаемс. Знаешь? Чую, умна. Так вот не наша это тайна. Только каплю знаем, кто помнит тех почти нет, а тот, кто мог бы поведать спит. Главное помни всё порой кажется не тем, что есть. Понимаешь?
Эмиллия кивнула, замечая краем глаза, что Белка давным-давно успела приземлится и во всю резвилась рядом с ручьём, который вначале показался потоками сил.
— Такс воть, — продолжил Эгольфам. — Тебя искаль один Антуран, но не смог, попросил камень он, но не вернуль. Тогда мы не знали к чему приведёт ошибка. Но плата всегда высока.
— Отец? — грусть затопила Эмиллию. Трудно верить, что родной человек может оказаться плохим. Но последние события говорили именно об этом.