— Прости?
— Сегодня вечером, а точнее, уже через два часа, нам с тобой нужно быть на военном полигоне в тридцати милях от Вандома. Погода нелётная, придётся брать машину.
— Так сколько времени у меня есть? — Ева засуетилась и стала стягивать с себя влажное пальто.
— Машина прибудет через пятнадцать минут.
— И что будет на том полигоне?
— Финальный акт моего представления. Советую облачиться в чёрное.
Всё, что она успела, — это сменить промокшую одежду и высушить влажные волосы, попутно выслушивая напутствия Мориарти. Насколько было понятно Еве, всё, что знал Мориарти (ну, или, как минимум, — что он мог ей рассказать), — это то, что Филип Клеман решил устроить показательные испытания оружия, за что уже выложил немалую сумму в Министерстве обороны. О присутствующих на этом спектакле и о его программе Ева практически ничего не знала. Джеймс рассказывал о том, что случится, с долей неуместного веселья и привычного цинизма. Он не упоминал, откуда взялось то самое оружие и каким целям оно послужит в итоге, ведь это и так было понятно.
Машина прибыла вовремя и, минуя бессчётное количество парижских дорог, увезла Мориарти и его спутницу по направлению к Вандому. Путь был долгим и извилистым, прямая трасса сменялась просёлочными дорогами, что сокращали время поездки на добрые полчаса. На полпути к Вандому дождь прекратился, и с наступлением тьмы только влажный холодный ветер напоминал о недавней непогоде. Джеймс так и не проронил ни слова во время их поездки. Это взволновало Еву, ведь она никак не могла понять: он волнуется или ему просто больше нечего сказать. Судя по его виду, Мориарти, скорее, пребывал в предвкушении. Он перебирал в руке свой складной нож и, казалось, собирался от скуки проделать им несколько дыр в обивке автомобиля. Это, несомненно, было бы в его стиле, — заключила Ева.
На Францию опустилась весьма долгая и беспокойная ночь, когда их машина пересекла блокпост военных, даже не притормозив на подъезде. Ещё несколько минут они проезжали ухабистую грунтовую дорогу, пока не оказались у хорошо освещённого участка, где вовсю слонялись какие-то люди. Это был небольшой светлый шатёр, что стоял практически на краю глубокого яра, ограждённый от него прочной полупрозрачной стеной. Под светом ярких прожекторов, прямо по центру того сооружения стоял Филип Клеман, беседуя с высоким седовласым мужчиной в военной форме.
— Джеймс и Ева Мориарти, — он одарил их практически звериным оскалом. — Как раз вовремя. Кажется, даже погода на нашей стороне, не находишь, Джеймс?
— Только если тебе и вправду есть, что показать, Фил.
— Не сомневайся, друг мой. Я припас пару фокусов в своём рукаве.
— Он здесь? — спросил Мориарти. Ева напряглась от того, что совершенно не понимала, о чём идет речь.
— Смиренно сидит и ждёт своего часа. Представляешь, даже не плачет. Иной бы, наверняка, стал истерить и умолять о помиловании, а он вот молчит. Сказал, что я — недальновидный тупица, и замолчал. Отец бы назвал это «породой», но, как по мне, он такая же помойная крыса, как и все из той шайки. Не лучше и не хуже.
Речь Филипа бесцеремонно прервал громкий металлический скрежет и крик военного: «Tout est prêt!»[4]. Представление начиналось прямо сейчас, и Ева с Джеймсом получили билеты в президентскую ложу. Рядом с ними через несколько секунд оказалась вышедшая из тьмы Хлоя, что стояла под руку с широкоплечим низким мужчиной за пятьдесят.
— Attendez une minute, papa[5], — шепнула она отцу и поспешила к Еве.
— Рада тебя здесь видеть, — Ева хотела сказать, что не разделяет столь тёплых чувств Хлои, но её отвлёк громкий возглас Филипа. Он стоял у самой стены и призывал всех подойти ближе.
Джеймс, всё это время стоявший рядом, схватил Еву за руку и повёл к перегородке. Сперва Брэдфорд хотела отдёрнуть ладонь, подобные порывы от Мориарти казались ей не совсем уместными, но потом она вспомнила о Еве Доуз — той самой девушке из Брайтона, которой она сейчас была, и смиренно последовала за своим «мужем». Ветер своим холодным дыханием касался кожи, пробирался под пальто и заставлял Еву всё время кутаться посильнее, сберегая в себе оставшееся тепло.
— С недавних пор я понял, что любая победа несёт за собой след из жертв, — говорил Филип. — Сегодняшний вечер — это бесспорная победа, ведь мы сломили одного нашего врага и дали знать о себе другим. Поприветствуйте, — он отступил на несколько шагов в сторону и указал рукой вдаль, туда, где прожекторы освещали небольшой белый автомобиль. Расстояние составляло не меньше ста ярдов, отчего разглядеть детали было слишком сложно, но Ева уже начинала догадываться, кто сидит в салоне. — В этом автомобиле находится месье Гаспар Бонье, наш старый добрый знакомый. Он решил совершить весьма рискованный шаг и бросил вызов моей семье. И сделал он это наихудшим образом. За это он сегодня станет первым, кто испробует на себе наш подарок от друзей из Запада, — он вытащил из кармана нечто, отдалённо похожее по форме на хоккейную шайбу, огранённую, подобно алмазу. — Её называют Банши. Эта красавица может вынести в воздух и раздробить на мелкие осколки тонну прочнейшей стали. Никакого металла, скрытая система пеленгования и управления, вычислить такую практически невозможно. Это лишь муляж, настоящие Банши находятся достаточно далеко от нас. И, как мне кажется, пора приводить их в действие, — он обернулся к военному, что стоял у края стены и крикнул:
— Начинайте, Жак!
Сквозь перегородку было видно лишь тот участок, что освещали прожекторы, и белую машину, намертво застывшую на сырой земле. Миг тишины — и весь мир, казалось бы, замер. Вот-вот произойдёт то, что Еве уже приходилось видеть, и она пыталась найти в себе ту прежнюю выдержку, которая помогала не реагировать на десятки взрывов, что были неизбежными на войне. Там, в Афганистане, всё было по-другому. Ева воспринимала каждый выстрел, как нечто неизбежное и закономерное, словно это приветствие поутру. Было проще. И там и здесь гибли невинные люди, но на войне у них просто не было выхода. Их жертвы растворялись в море крови, что лилась каждый день, и становились лишь частью фразы «многочисленные потери среди мирного населения». Тогда Ева не ощущала своей вины.
Все застыли, когда прозвучал крик военного и целый ряд гранат взорвался одна за другой, сметая с лица земли прожектора, белую машину и человека, что сидел в ней. Затем было ещё три взрыва, Филип жаждал представления и не стал ограничиваться скромным секундным зрелищем. Он неустанно кричал Жаку продолжать, пока последний залп не пронзил тишину ночного полигона.
— Я чувствую поднесение, — Филип сделал громкий вдох. — А вы?
— Это было эффектно, — сказал месье Клозет — отец Хлои. — Но стоил ли этот идиот стольких сил?
— О, а разве дело только в нём? Нам всем не хватало красочного завершения того вечера, что омрачил своим поступком Гаспар Бонье. Жизнь на этой планете — война, месье Клозет, в которой только один победитель — природа. Власть человека определяет его сила, а сила — это критерий победы. Если мы смогли вместить в столь маленькой вещи, — он поднял в руке Банши, — мощь тысячи людей, то нам по плечу справиться с любыми проблемами, в частности, с окружающей средой. Было бы желание.
С каждым новым словом Филипа Ева словно прозревала. Однажды она уже слышала нечто подобное. Это случилось здесь, во Франции, в далёком 2008 году, когда на переговорах о вмешательстве войск НАТО в Грузию её босс провозглашал свою речь и призывал от имени всего Объединённого королевства способствовать прекращению войн. Это была её первая командировка в качестве работника MI-6, и Ева помнила её очень хорошо. Теперь она точно знала, почему фамилия Клеман показалась ей до боли знакомой. Марк Дауэл встречался с Джулсом Клеманом во время закрытого саммита стран НАТО. Это было так давно, что старший Клеман и не вспомнил молодую статистку, которая тенью бродила за главой МI-6.