— От того, что ты говоришь загадками, ситуация не проясняется, — раздражённо сказала Ева. — Можно хоть немного больше подробностей?
— Не здесь.
— Мы же одни в купе.
— Я полагал, что в МI-6 в тебя вселили необходимую паранойю, — с издёвкой парировал Джеймс.
— Не думаю, что нас кто-то прослушивает, — Ева усмехнулась. — Скорее, ты просто не в настроении для объяснений, — одно лишь сконфуженное лицо Мориарти стоило того, чтобы полезть на рожон. — Да ладно? Ты и в правду думаешь, что я поверю в твой параноидальный бред?
— Ты предполагаешь, что хорошо меня знаешь?
— Нет, я просто хорошо уяснила, что когда ты подбираешь самые тупые аргументы, чтобы прекратить разговор, то его, наверняка, лучше прекратить, иначе всё сведётся к очередным угрозам.
Ева наслаждалась своей мимолётной и совсем кратковременной победой в их негласной игре. Она смогла удивить Мориарти («Скорее уж разозлить»), отчего едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Этого он бы ей точно не простил, и привычные угрозы прозвучали бы с новым задором.
— Зачем тебе это знать? — вопрос был закономерным, хотя и слегка неожиданным из уст Мориарти.
— Наверное, потому что нам с тобой ещё год колесить по Европе и испытывать судьбу. Я просто пытаюсь максимально упростить для себя это время.
На этом их разговор прекратился почти на час, пока Мориарти улаживал свои дела, уткнувшись в ноутбук. Ева предпочитала протянуть ноги во всю длину на своём месте и прочитать оставшиеся несколько статей о Ларсе Трумане. В её голове вырисовывался слишком странный и хаотичный образ: с одной стороны, был филантроп, что жертвовал десятки миллионов долларов медицинским центрам и детским приютам, ездил в дипломатические миссии ЮНИСЕФ и проявлял не напускную заботу о тех, кто остался за бортом жизни; с другой стороны, был монстр из мира бизнеса — суровый и непоколебимый, жестокий и прагматичный, закрытый, словно робот, чья задача проста — получать максимальный доход. Его серое лицо всегда примечательно на фото, оно словно слеплено из сухой глины — такое же неровное, но не лишенное истинного британского шарма. Седина коснулась его волос, а глаза давно утратили жизненный яркий цвет, но взгляд всё ещё оставался до одури пугающим и проницательным. От него веяло естественной силой и властью.
Когда Ева со вздохом положила планшет на колени и подняла взгляд к потолку, дочитав статью в «Индепендент», Джеймс резко закрыл свой ноутбук.
— В Монако всё будет по-другому, — начал он. — Я бы сказал, что всё будет в разы сложнее, но это не вселит тебя нужный энтузиазм. С другой стороны, ты должна понимать, что-то, что случится в Монако, будет определяющим событием в нашей поездке. Человек, с которым ты встретишься, Ларс Труман, — не просто заурядный богатый сноб со своей философией. Ему хватит одной ошибки, чтобы снести тебе голову. Я был знаком с ним достаточно хорошо, чтобы понять — им невозможно манипулировать. Обычные люди с их проблемами — это один сплошной моток нервов и сантиментов — они слабые, уязвимые, управлять ими легко. У Трумана, что в свое время смог буквально взорвать десять конкурирующих компаний, больше не осталось болевых точек.
— Хочешь сказать, он неуязвим?
— Неуязвимых людей нет. Всегда есть что-то, что делает нас слабыми. Проблема лишь в том, как научиться скрывать свои слабости. Ларс Труман хорошо знает, что стоит и не стоит показывать общественности. Его сложно сломать, но это реально. Нужно лишь ударить в самое больное место. В случае с Ларсом — это его кошелек. Он задолжал мне в свое время, и лучшим наказанием для него будет небольшая кража.
— Насколько «небольшая»?
— Нам нужно украсть шестьсот миллионов.
— Прости, что? — Ева подумала, что ослышалась, но до неприличия огромная сумма стойко отпечаталась у неё в памяти. — Как?
— Так же, как и убить Клемана: без лишнего шума и риска. Это просто, если делать всё по моим указаниям.
— Предполагаешь, что украсть столько денег у жестокого бизнес-гения будет легко?
— Я же говорил: просто делай то, что я прошу. У нас будет две недели на подготовку.
— Не так уж и много.
— Достаточно.
— Ладно, — она едва выдавила из себя это слово, пытаясь совладать с эмоциями.
Джеймс словно насмехался над Евой, давая столь странные и неподходящие ей задания. Она — не переговорщик, за годы вынужденного одиночества умение общаться с людьми заржавело. Притворяться льстивой сукой было легко, когда это амплуа приходилось исполнять каждый день в закоулках MI-6, но сейчас старые навыки уже позабылись, а от былого рвения не осталось ни следа.
Их разговор вновь не продлился дольше нескольких важных и не очень фраз. В купе вновь воцарилось молчание и вселенская тоска. Французский скоростной поезд пересекал поля юго-востока Франции. Немного дальше возвышались вечно холодные Альпы, а западнее уже тянулась береговая линия Средиземного моря. Ева смотрела, как блики проглядывающего сквозь тучи солнца играют на речной воде, а порывистый ветер гнёт молодые деревья на бесконечных фермерских угодьях. Чем ближе они подъезжали к Провансу, тем теплее и солнечней становилось за окном. Холодные тонкие пальцы коснулись окна, когда тучи над небом развеялись и луч света ворвался в купе. Приятное тепло согревало Еву, пока она рассматривала виды Прованса. Тонкая светлая полоска кожи на безымянном пальце — след от кольца — осталась незамеченной. Пальцы застучали по стеклу в неспешном ритме. Всё же пейзажи не сгоняли скуку.
— Как долго ты играла на пианино?
— Восемь лет, когда ходила в школу… Ненавижу эти чёртовы рефлексы, — Ева одёрнула руку с окна. — А к чему это?
— К тому, что не ты одна замечаешь человеческие привычки.
— Я просто пыталась понять…
— Я тоже. О тебе мало пишут в характеристике. Ты скрыла от нас свою личную жизнь, когда устраивалась на работу, что было глупо. Половина пунктов в твоей стандартной анкете была пуста, вторая половина — чушь.
— Тебе не нужны мои привычки и политические взгляды. Это всего лишь очередная проверка и способ манипулировать. Но даже без этой информации ты взял меня на работу, так что, видимо, я права.
— Ты, однозначно, права, Ева. Ты была источником информации и дохода. Меня не интересуют твои взгляды и привычки. Откровенно говоря, мне плевать на них.
— «Просто делай то, за что я тебе плачу деньги, и не выводи меня», — вроде так ты мне обычно говоришь. Но если тебе плевать, Джеймс, тогда зачем обременять себя этим разговором?
— Мне скучно.
— Ты сам выбрал поезд. Мы могли долететь за час…
— Сейчас не лучшее время, чтобы летать на самолетах. Они имеют плохую привычку падать.
— Ты параноик.
— И только поэтому я ещё живой.
— Вот и поговорили, — вздохнула Ева, вставляя в уши наушники.
Под музыку остаток пути казался не столь ужасным, коим он был на самом деле. И пусть её телефон практически разрядился, а голова уже на сороковой минуте начинала побаливать, Ева была рада, что ей не пришлось в очередной раз разговаривать с Мориарти. Этот странный мужчина вызывал у неё настолько противоречивые эмоции, что, порой, она начинала сомневаться в своем рассудке. Желание разбить ему лицо возникало нередко, что было закономерно, ведь Мориарти мастерски умел выводить людей. Но чёртово восхищение так некстати давало о себе знать при каждой большой или мелкой победе. Поначалу, ещё в Англии, всё это казалось Еве каким-то нездоровым везением, но через какое-то время она поняла — Мориарти всего лишь сохранил в себе то, от чего все намеренно избавляются или скрывают: безжалостную расчётливость и эгоизм. Это помогает ему избавляться от неуместных слабостей, вроде сантиментов и переживаний. Столь жестокая философия была действенной, и, возможно, Джеймс действительно был прав: здравая паранойя сберегает ему жизнь.